Провинциалка, или Брачный Контракт
Шрифт:
Блондинка с кукольными чертами лица и украшенной розами прической, она держала на руках маленькую собачку и в сопровождении высокого длинноволосого шатена направлялась к распахнутой двери в сад.
Объяснение этому факту у меня нашлось лишь одно. Скорее всего, это была сестра приглашенного к Ратфортам лорда Натана Доннета, знаменитого путешественника. Помнится, Дженни как-то упоминала о ней в разговоре.
Он тоже был здесь, тот самый «гвоздь программы» – дальний родственник тети Доротеи, раздвинувший границы территориальных владений Элирии, – и собравшиеся гости почтительно внимали
Тема меня интересовала, и в другой раз и в другом месте я бы не отказалась его послушать. Но решила, что не сейчас – если я подойду, то с мебелью мне уже не слиться.
Тут мне в голову пришла куда более здравая мысль.
Кинув еще один взгляд на страдающую Дженни, я решила, что мебель подождет. Вместо этого стоит вырвать кузину из цепких рук генерала. Мне не составит труда поддерживать связный разговор, а Дженни еще нужно искать себе жениха.
– Агата! – раздался требовательный окрик, и я замерла, так и не дойдя до двоюродной сестры.
Оказалось, звала меня Эмма, выглядевшая чудесно в белоснежном платье, отделанном кружевами, которые я привезла из Лоншира. К тому же кузина буквально лучилась бриллиантовым светом, потому что на старшую из двух сестер было надето целое состояние, купленное на одолженные Банком Воллесов средства.
И я подумала: неудивительно, что Воллесы взяли быка за рога – то есть дядю Катберта за жизненно важное место, заставив того принять меня в своем доме. Похоже, семья Ратфортов пошла ва-банк, сделав ставку на этот Брачный Сезон, – им обязательно нужно было выдать замуж дочерей, иначе на следующий может попросту не хватить денег.
Судя по высокомерному виду Эммы, та решила припомнить мне первый букет и всласть позабавиться над провинциалкой.
– Агата, подойди поскорее! – заявила она сладким голосом, не предвещавшим мне ничего хорошего. – Где же ты пряталась все это время? Моя кузина из Лоншира, – представила меня. – Она провинциалка и первый раз в столице, поэтому смущается в столь великолепном обществе. – Кавалеры Эммы окинули меня снисходительными взглядами. – Не так ли, кузина?
– Конечно же, моя дорогая сестра! – отозвалась я с воодушевлением. – Но я не пряталась, Эмма! Наоборот, рассказывала подругам моей любимой тетушки все тонкости забоя свиней, и они нашли это в крайней, крайней степени любопытным. Если ты не откажешься, я бы хотела рассказать и вам…
И тут же с интересом уставилась на то, как побледнело лицо Эмма. Судя по всему, в воображении кузине было не отказать – та вцепилась в веер и принялась им обмахиваться, а ведь я еще не дошла до кровавых подробностей.
Что подумали обо мне остальные, меня мало волновало. В договоре с банком не упоминалось, что я обязана всем нравиться.
Впрочем, Эмму так просто было не взять.
– Пожалуй, оставим эти тонкости для высшего общества Лоншира, – тут же парировала она. – Думаю, как раз об этом вы и беседуете на ваших деревенских приемах. Но, надеюсь, у тебя найдется кое-что и для нас! – Она захлопала ресницами, затем повернулась к внимавшим ей мужчинам: – Агата призналась мне по секрету, что обожает играть на клавесине и мечтает порадовать нас своим мастерством.
На это я мысленно усмехнулась.
Если Эмма надеялась, что я тотчас же впаду в кому, в которой сяду за клавесин, решив все же опозориться и исполнить «Собачий вальс», то она серьезно просчиталась. Я не собиралась доставлять подобного сомнительного удовольствия ни ей, ни другим.
– Моя дорогая кузина ошиблась, – заявила я, улыбаясь. – Наверное, она так увлеклась моими историями о Лоншире, что пропустила частицу «не». Я не умею играть на клавесине, никогда этого не делала. Признаюсь, у меня не было ни времени, ни желания освоить эту науку.
– Тогда чем же ты порадуешь наших гостей, Агата? – не отставала Эмма. – Но только не рассказами о том, чем вы промышляете в своем грязном Лоншире!..
– Быть может, Агата нам споет? – раздался голос Дженни, когда я уже открыла рот, чтобы ответить Эмме по достоинству.
Оказалось, Дженни тоже подошла, все-таки оставив своего генерала. По ее лицу было видно, что кузина переживала из-за сложившейся ситуации.
Не только она – обстановка накалялась, и к нам уже спешила леди Ратфорт, готовая развести нас с Эммой по разным углам ринга. Я тоже понимала, что если все зайдет слишком далеко – потому что Эмма не собиралась отступать, а я и не думала позволять над собой издеваться, – то завтра в каждом доме столицы будут шептаться о безобразном скандале, который произошел на приеме у Ратфортов.
Не лучшее начало Брачного Сезона, если быть честной!
– Хорошо, – сказала я всем, и Дженни, и Эмме, и даже тетушке Доротее. – Да, я обязательно спою! Но не сейчас.
Как-нибудь в другой раз.
– Сейчас же! – приказала мне леди Ратфорт. – А Эмма тебе подыграет, не так ли, моя дорогая? Это будет так мило, вы не находите?! – Гости, подтянувшиеся к нам в ожидании скандала, с легким разочарованием согласились. Скандал, судя по их лицам, был бы куда интереснее моего пения. – Думаю, это будет чудесно!
На ее месте я бы не радовалась, но… поймав резкий взгляд Эммы, кивнула. Ну что же, мы обе виноваты в том, что все зашло слишком далеко, нам это и исправлять.
Правда, я понятия не имела, что именно поют в столице. Знала лишь напевы моей второй родины – сурового края с каменистыми полями, чистейшими озерами и скалами, на которые обрушивали волны два неспокойных моря.
Люди в Лоншире тоже были под стать природе – суровые и крепкие, но с добрыми сердцами, готовые в любой момент прийти на помощь.
Поэтому я закрыла глаза и открыла рот.
Запела… Сперва негромко, а потом все увереннее и увереннее. Да, ту самую песню, которую так любила Элиша, – о ветре и урожае, нечеловеческим трудом вырванном у непогоды.
И еще о любви… К родине, не слишком приветливой, но уж какая есть.
И о любви мужчины к женщине, настолько сильной, что для нее не существует преград.
Я пела о ветре, что целует озимые. О людях, о любви. О жизни.
Кажется, в середине Эмма стала мне подыгрывать, но затем почему-то перестала. Опустила крышку клавесина, после чего сидела и слушала, а мой голос разносился по гостиной.