Провинциальная история
Шрифт:
Не сможет она.
Всех напоить, порой силком, накормить, тоже силком, поскольку некоторые и жевать-то не умели. А под утро двое умерли, и она расплакалась от бессилия, хотя Танечка сразу предупредила, что эти вот – не жильцы. И остальные, скорее всего, тоже.
Что в таких вот питомниках, когда все в кучу и ни за кем не смотрят, расплодившиеся насекомые не самая большая проблема. Есть вещи и посерьезней.
Пироплазмоз.
Микоплазмоз.
Лишаи и дерматиты. И еще что-то, о чем Стася забыла. У нее, конечно, имелись
А еще их следовало отмывать.
Укутывать.
Массировать животы и… и она точно не справится. В какой-то момент она возненавидела себя за слабость, за то, что не послала Владика с его котятами, за то, что у нее не хватает духу все бросить и вправду вынести в лес, что она мучится и мучает их.
Всех.
– Мр-р-ря, – под руку ткнулась лобастая голова, и яркие желтые глаза заглянули, кажется, в самую душу. И Стася успокоилась.
– Надо поспать, – сказала она, поднимаясь.
Ноги затекли.
Руки тоже. Ныла спина, и голова болела со страшной силой. А в комнатушке, где она поставила коробки, царил форменный беспорядок. Котята ползали, бегали, опрокинули плошки с водой и кормом, который старшие ели довольно жадно, но при этом умудрялись измазаться.
Кто-то хныкал.
Кто-то чесался.
– Урм, – сказал Бес, дернув хвостом, который заинтересовал особо наглого звереныша. И выгнувшись, зашипел.
Наверное, ей показалось от усталости и недосыпа, но шипение это вибрирующее заставило котят замолчать, а после и вовсе сбиться в кучки. Бес же, пройдясь по комнате – ступал он аккуратно, стараясь не вляпаться в разлитую воду – заурчал. И котята легли.
Как стояли, так и легли.
Нет, примерещилось. Невозможно такое, потому что… невозможно. И согласившись с собой, Стася ушла. Уснуть она уснула сразу, стоило упасть на кровать, а проснулась от взгляда. Смотрели превнимательно и… и существо это она узнала сразу, поскольку подобных уродцев больше не было.
Не уродец – сфинкс.
Петерболд.
С каким-то сложнопроизносимым именем и слабой надеждой на выживание. Котенок был совсем крохотный и слабенький. И как забрался только?
Он устроился на груди. Лег, обвив лапы тонкой нитью хвоста, и так лежал, смотрел на Стасю.
– Привет, – сказала она хриплым спросонья голосом. А еще отметила, что гноящиеся глаза котенка имеют удивительно красивый цвет, и что у кошек не бывает фиолетовых глаз.
И у людей тоже не бывает.
А вот огромные уши – вполне. У кошек. Хотя… про людей Стася точно не знала. Она несколько минут лежала, боясь пошевелиться, поскольку котенок выглядел настолько хрупким, что, казалось, стоит двинуться, и он упадет. И не переживет падения.
Именно.
Но котенок встал. И мяукнул. Голос у него был слабым…
…у нее.
Кошка. И документы на нее Стася нашла сразу. И хмыкнула, попытавшись произнести имя.
– Фиалкой будешь, – сказала она, посадив кроху на ладонь. Та оказалась горячей и вовсе не лысой. Тело покрывали волосы, но столь короткие, что на ощупь воспринимались этакой бархатистой поверхностью. – Фиалка – красивое имя…
Она вернулась к котятам, почти не удивившись, обнаружив на подоконнике Беса. Он лежал, поглядывая на возню с той снисходительностью, которая свойственна существам взрослым и разумным. Котята… котята были живы.
Возились.
Дрались.
Мяукали. Ели и гадили. И… и кажется, выглядели немного лучше, чем пару часов тому.
Так и повелось. Нельзя сказать, что Стася совсем привыкла, скорее уж приспособилась.
Кормить.
Убирать.
Лечить. Прятать руки от острых коготков, выбирать из всей своры именно того, кому нужно было закапать глаза или уши, или смазать лишайные пятна, натереть особым раствором или смыть его…
Проверить зубы.
Животы.
…на улицу она их стала выносить, когда поняла, что те тридцать семь оставшихся выживут. И что они если не полностью здоровы, то уже почти.
– Ишь ты, – соседка тотчас заглянула во двор. – Откудова?
– Знакомый подкинул.
– А ты и взяла, – она покачала головой. – Кольку бы кликнула, он бы прикопал за бутылек. А ты возишься.
На деревне к животным относились несколько иначе, чем в городе, а потому отвечать Стася не стала, лишь пожала плечами.
– Дура, – соседка точно знала, что Стасе для счастья требовалось. – Тебе не коты нужны, а дети. Вышла бы замуж, завела бы двоих-троих и позабыла б, как всякой дурью маяться.
Реклама счастливого материнства получилась такой себе… не слишком убедительной.
– Совсем нынешние девки ум потеряли…
…потом она думала, не стала ли эта вот прогулка, даже не прогулка, а просто выход из дома, причиной дальнейших событий. И что было бы, если бы Стася не стала вытаскивать котят на улицу.
Или соседке ответила… что-нибудь такое.
Например, что котята денег стоят. Деньги соседка любила и этот довод поняла бы.
– Гляньте на дуру! – Колька был не то чтобы совсем пьян, скорее уж пребывал в том обыкновенном своем состоянии, когда одна доза уже начала покидать его кровь, а вторая не предвиделась, и осознание того наполняло Колькину душу злостью и печалью.
На сей раз злости было больше.
– Возиться со всяким… ты что, из этих, шизанутых стала?
– Нет, – Стася держала на руках Фиалку, которая казалась ей слишком маленькой и хрупкой, чтобы опустить ее на землю. Еще потеряется в траве, ищи ее потом.
– Точно! Шиза полная! Котиков-собачек спасаешь? А люди гибнут! – Колькин голос прокатился по улице.
И дремавший на пороге Бес приоткрыл глаз.
Он не любил чужих людей. Особенно вот таких наглых, хамоватых и, что характерно, нетрезвых.