Прозрачная женщина (сборник)
Шрифт:
– Почему «извините»?
– Вы же в очках. Так вот, все девчата аж закомплексовали. И отправили к нему делегацию.
– Зачем?
– Узнать, почему он выбрал Кортухину.
– Вы... серьезно?
– Да он же нашу жизнь перевернул! Как бы поставил все с ног на голову.
– Ничего не понимаю...
– Сергей Георгиевич, женская психология похитрее, чем у преступников. Как живут незамужние девчата? Красятся польской косметикой. Из последних денег добывают французские духи. Одеваются в «Элеганте». Аэробику и массажи делают в «Грации». А Наташа Кортухина на все это плюет. И вот в цех приходит единственный мужчина и женится на Кортухиной. Это же против всех законов. Выходит, что девчата жили неправильно, одна Наташа правильно.
– Что же он ответил
– Шуточкой отделался. Девчата, мне, говорит, стандарт в нашей продукции надоел.
– Нина... Разрешите, буду вас так звать, поскольку старше почти вдвое? Вы симпатичная девушка. Вам ли печалиться о знакомствах?
– Эх, Сергей Георгиевич, старше-то вы вдвое, а в этих вопросах тянете слабо. Вот скажите, женщина с мужчиной уравнена?
– Даже слишком.
– Это в работе, в зарплате... А в жизни?
– По-моему, везде.
– Женщина не равна в самом главном – в любви. Она не ухаживает, не объясняется в любви и не делает предложения. Не она выбирает, а ее.
– Это говорит не о неравенстве, а о ее женственности.
– Да? А вы встаньте на место человека, которого выбирают. Как покупают. Как лошадь на базаре или раба в Древнем Риме.
– Ну уж.
– Вам не понять, вы мужчина.
– Хотите сказать, что Валерий вас выбрал?
– Не я же его.
– Итак, он вас выбрал и вы договорились о свидании...
– Да, он сказал, что покажет мне пурпур Ольхина. Я спросила, когда. Валерий усмехнулся и говорит, что меня надо подготовить. Насчет подготовки я не поняла, но промолчала. Вот тогда он намекнул на встречу. Где я пожелаю. Назвала кино. Как раз индийский фильм шел. Он опять усмехнулся. У него усмешка тоненькая, как и его усики. Сперва она мне не нравилась...
– А потом?
– Про потом разговор особый. Валерий предложил пойти на рок-группу «Торшер». Через два дня сходили.
– Подробнее, пожалуйста.
– Ну, я выпялилась по-театральному. А там собрались девочки-мальчики в джинсах и в железных побрякушках. У одного парня на пузе висела металлическая плита с конфорками. Я в этом тяжелом роке, что в высшей математике. Стиль диско люблю, рок-н-ролл, кантри... Наверное, меня гитара испортила. Хотя у нас в кружке тоже из себя поп-музыкантов строят. Рок-романс «Шумел камыш».
– А как был одет Валерий?
– О, не подступись. Кремовые брюки, вельветовый пиджак цвета морского песка и тонкая серебряная цепочка вокруг шеи, на грудь и в кармашек уходит.
– На концерте вы разговаривали?
– Там лязг и шум стоял до небес. Валерий лишь улыбался. А когда вышли, он сказал: «Мир красок тоньше, чем мир звуков». Взял такси и отвез меня домой.
– Вы уже знали, кто он и что он?
– Да, студент последнего курса Академии художеств. Приехал из Новосибирска, снимает комнату.
– Это он сам сказал?
– Я и студенческий билет видела. Сараев Валерий Константинович. А что?
– Просто проверяю свою память. Так, дальше.
– Еще дня через два мы встретились на пляже. Вас, конечно, интересует, как он одет?
– Меня все интересует.
– Плавки и крестик.
– Крестик золотой?
– Он признавал только натуральное.
– Опишите крестик.
– Довольно большой, а в центре лик Христа лучится. Очень красивый. Но плавки еще красивее, все время меняют цвет. На сантиметр голову сдвинешь, и у них уже другой оттенок. Пошел в воду в синих плавках, а вышел в зеленых. На пляже все обалдели. Ну, покупались, а он меня опять проводил до дому. Всегда провожал.
– А домой не пробовал зайти?
– Почему это «пробовал»... Я сама его пригласила через неделю знакомства. Маме он очень понравился.
– Чем?
– В черном костюме, в темно-бордовом галстуке, строгий и отглаженный. С собой принес букет бордовых роз под цвет галстука, бутылку какого-то диковинного коньяка и коробку витых свечей.
– А зачем свечи?
– Сказал, что не может пить кофе без этих... без колебаний бликов.
– Ну и... колебались?
– Да-а, полумрак, по стенам бегают тени, пахнет кофе, воском и розами. Мама сидит ни
– О чем говорили?
– О полутонах. Так, ни о чем... Валерий сказал про розы, что им далеко до пурпура Ольхина.
– Нина, вы говорите, что он понравился маме... А вам?
– «Понравился» не то слово.
– Что – влюбились?
– Наверное. Раньше со мной такого не было. Я и с парнями не дружила.
– До двадцати девяти лет не дружили ни с одним молодым человеком?
– Это так важно?
– Это интересно. Если не секрет, конечно.
– Какой секрет... Было у меня в жизни всего два красивых случая. Шла по улице, а навстречу парень. Остановился и как бы остолбенел. Смотрит на меня, глаза широченные, на шестикопеечную монету. Спрашиваю, что, мол, с вами, гражданин. Он на полном серьезе заявляет, что я есть та, которую он видел здесь, у арки, вчера, но важно не это, а то, что я есть та, которую он искал всю жизнь. С ума сойти! Я, конечно, расслабла. Да и какая девица не одуреет, если ее искали всю жизнь и вдруг нашли. Три дня он ходил за мной, пушинки сдувал, мороженым кормил. А на четвертый шли мы опять у той арки. Вдруг он замирает, как обесточенный конвейер, и смотрит на девицу шестикопеечными глазами. Извините, говорит мне, вот она та, которую я ждал всю жизнь. И пошел за ней. Как?
– Сумасшедший?
– Ни грамма. Встретил поразившую его девушку, но запомнил плохо. Ходил, искал. Увидел меня, похожую... А потом опять встретил. Неувязка называется.
– Странная неувязка.
– Послушайте мою вторую неувязку. Я уже говорила, что у нас в цехе одни девки. В обед бригадой чаи гоняем. Ну и про женихов треплемся. Без оглядки, стесняться некого. Кто жениха ждет с машиной, кто с квартирой, кто военного, кто с усами... Я же помечтала от души. Говорю, мещанки вы, девки. Будущий муж-то, он кто? Половинка твоей души. Поэтому все должен в тебе угадать и сделать. Наговариваю им, лапшу на уши вешаю. Мол, знакомиться по-простецки не признаю: скажем, спасет меня парень – вот тогда и познакомлюсь. От чего спасет? Хоть от чего, от беды. Чтобы работа у него была романтическая, связанная с опасностью. Чтобы высокий был, выше меня. Чтобы душа была широкая и не жадная. Чтобы бананами меня кормил, я их люблю до дикости; доставал бы где хотел, а кормил бы. Чтобы собака у него была породистая, чтобы мама-старушка сидела в креслице и вязала... Много я разного наплела. Как-то пошли мы с девчатами на поздний сеанс, двухсерийный фильм «Любовь каждую ночь». Возвращаюсь одна. Мне от автобуса с квартал бежать. Вдруг из-за газетного киоска фигура, как привидение. Шляпа прямо на лицо надета. Хватает меня за руку. «Давай сумку, а пикнешь – кровь пущу». А у меня от страха отдать сумку сил нет. И тут идет мимо молодой человек, насвистывает. Увидел нас, остановился и спрашивает: «Девушка, у вас затруднения?» «Шляпа» ему бросает, мол, проваливай своей дорогой. Я как вскрикну. Молодой человек к нам, да «шляпу» пяткой по уху – бандит полетел на землю, перекувыркнулся и убежал. Мой спаситель говорит, что на мне лица нет, что эта «шляпа» может меня караулить и что мне лучше зайти на минутку к нему, тем более, что живет он с мамой рядом. Высокий, симпатичный. Я, конечно, благодарю его за спасение. Пустяки, говорит, привычка, так как работает он в группе захвата. Думаю, боже, все, как в моих бреднях. Спас, высокий, красивый, работа опасная... Конечно, пошла к нему. Вхожу и глазам не верю... Собака, мраморный дог, нас встречает. Старушка-мама в кресле вяжет. На столе целая ваза бананов как бы ждет меня. Что скажете?
– «Алые паруса».
– Ага, натуральные. Только жую я банан, пребываю на седьмом небе и вижу, как седые волосы мамы-старушки сползают на ухо. Я, конечно, уставилась на нее, а старушка как прыснет, сняла парик и оказалась Киркой Пещериковой из нашей бригады.
– Разыграли?
– В чистом виде, со своим братцем. Обиды у меня нет: шутка хорошая и бананов вволю поела. Что-то я разговорилась...
– И забыли Валерия.
– Вы обещали сказать, почему им интересуетесь...
– Чуть попозже. Продолжайте.