Прозрение. Том 2
Шрифт:
Такие «напоминалки» о доме у бойцов не принято рассматривать пристально. Кто хочет — рассказывает, что таскает с собой и зачем, кто не хочет — тот и не хочет. Жизнь — штука сложная.
Эберхард провёл пальцем по вензелю, допил йоль и поднял глаза на меня — даже сидя я был повыше.
— Вы совсем не умеете допрашивать, капитан, — сказал он. — Вы спрашивали, где ваш командующий? Я и правда не знаю. И дядя не знает. Но не это главное. Главного вы так и не спросили.
Я нахмурился, переглянулся с Росом.
— А что тут может быть главного?
— Главное, что этого не знает никто, — Эберхард
Я уставился на руку с длинными пальцами и отполированными ногтями. Что значит — не было?
— Как это?
— Не знаю, — дёрнул плечами Эберхард и спрятал фляжку за пазуху. — Он вошёл и исчез. Не стало его, понимаешь? Это был не обман зрения, я ведь не только вижу, но и ощущаю человека как сумму энергий. Потому я сказал вам, что не знаю, куда он делся. Алайцы… — он поёжился. — Я бы не смог обмануть машину, меня же наркотиками накачали. Но нюансы скрыть можно всегда, если отвечать максимально кратко. Когда надо мной издевались наёмники — я и отвечал кратко, на всякий случай. Не думал, что они не знают деталей, ведь алайские наёмники были в команде «Эскориала». А потом, когда спрашивал ты, я догадался — вы ищете его. Значит, думаете, что он всё ещё в плену у моего дяди. Но я не мог вам сказать. Не мог поверить, что вы… — Он поднял глаза. — Ты. Не убьёшь. Дерен пытался что-то для меня сделать, но он у вас просто пилот, кто бы стал его слушать? А потом… Всё вышло так быстро. Я не могу спать по ночам, ведь вы не обманули меня, а я, получается, обманул. Книги говорят, что вы сами себя обманули. Что причинность сама решает, но я… Я уже ничему не верю.
— Правда — это внутреннее, — сказал вдруг Рос. — Только твоё. Во что веришь. Другой правды, пока ты живой, нет.
— Мне говорили в храме, но я не понимаю этого, — наследник прижал руки к груди, ощупывая спрятанную под одеждой фляжку.
Он её положил поверх сердца, словно второе.
— Ничего. — Я похлопал его по плечу. — Жизнь потом объяснит тебе что-нибудь на тему отсутствия вне твоих личных химер правды и лжи. Я целый курс на Кьясне прослушал. Не скажу, что со всем согласен, но конкретность человеческой правды оспорить трудно. Правда — в этой ситуации — действительно то, что только твоё. И так, как ты это понимаешь. Если ты думал, что врал…
— Значит, врал? — он вздрогнул.
— Но ведь перестал же? — Я пытался шутить, не люблю, когда передо мной извиняются.
— Ты не знаешь… — Эберхард опустил белобрысую голову, мотая ею. — Найери, сестра бывшего регента, рассказала мне, что не только твои, но и наши хотели моей смерти. И что Локьё требовал того же.
— Хотели — перехотели, — усмехнулся я. — Время лечит от неудачных желаний. Спасибо тебе! Не знаю, что делать теперь с этим знанием, но хоть какая-то пища для размышлений у меня есть.
Наследник кивнул, не поднимая головы, но когда я уже поднялся с травы, спросил:
— А это трудно, пилотировать такую шлюпку?
— Не боги горшки обжигают, пробуй, — усмехнулся я. — И… лечись, что ли? Бледный ты какой-то. Болел чем-то в детстве?
Эберхард мотнул головой:
— Это не болел. Это пройдёт
«Да, — думал я, давя в себе желание потрепать наследника по заплетённым в десятки хитрых косичек волосам. — Вот так иногда и взрослеют. В несколько страшных дней. Сколько он проболтался с нами? Декаду?»
Эберхард поднял на меня глаза. На этот раз горячие и сухие.
— Передай Дерену книгу.
— Обязательно, — пообещал я и всё-таки погладил его по макушке.
Вздохнул. Мне ещё надо было вынести официальный обед. Без этой процедуры наш визит на Суэ никак нельзя было назвать протокольным, и мне пришлось согласиться.
Я не хотел ронять авторитет тётки Эберхарда, хоть она и смотрела на меня волчицей.
Сейчас бы, пожалуй, послал её с этим обедом, но обещание было дано заранее.
— Беги, — сказал я. — Встретимся через час.
— Там уже не поговорим, — вздохнул он. — Пожалуйста, не забудь про книгу?
Мой визит на Суэ, в дом тётки Эберхарда, был распланирован с прогулкой по городу и обедом. Иначе выходило, что мы заставили её принять нас именно для разговора с наследником, а это по их меркам было дико невежливо.
Рос отвёз меня к ратуше, служаночка, суетливая, словно белка, отвела в гостевые апартаменты, где мне предоставили ванну с такими же шустрыми белочками-банщицами, сауну и бассейн. И бригаду стилистов.
Впрочем, выгнал я не всех. Уже в бассейне понял, что троих не нашёл сразу — танцовщицу и двух музыкантов, они вырулили, когда я вышел из сауны и уже не ожидал подставы.
Пришлось надевать халат и выгонять ещё троих.
Беличье царство сразу начало скрестись в дверь. Но переодеваться в то, что они мне принесли, я был не намерен.
Искупаться — одно дело, другое — корчить из себя клоуна. Если хотят меня пообедать, пусть обедают в кителе.
Я его сунул в машину для чистки, чего ещё надо?
Данини отвели в соседние апартаменты, и я не задумывался, как она выкрутится.
Но она выкрутилась.
В залу, куда меня проводили, Данни вошла с другой стороны, с женской.
Сначала ввели меня. Огромная белая комната, круглое возвышение в центре. На нём — круглый стол. Поднимаешься по двум десяткам ступенек. Высоко и прикольно.
И толпа разодетых как ташипы родичей: шерсть заплетена в косы, на хвостах бантики. Тьфу.
Родственников было двадцать два рыла. Знал я только тетку и Эберхарда, к ним и направился, увидев рядом два пустых белых кресла.
И тут появилась Данини. Она была в тонком, почти прозрачном платье без единого украшения. Волосы распущены.
Выглядела она потрясающе. Эйнитка была безукоризненно сложена, пластична, грациозна. Платье хвостом волочилось по полу, но когда она подхватила его, чтобы подняться вверх по ступенькам, все увидели, что она — босая.