Пруд с золотыми рыбками

Дорош Елена

Потом Марфа много раз думала, что было бы, если бы она отбилась от неудобного задания.

После первой встречи с Виельгорской последовала вторая, третья, десятая, и всего через полгода Марфа, которая в этой жизни никогда и ни к кому не была привязана, даже не заметив, как это произошло, стала считать пожилую женщину – назвать ее старушкой язык не поворачивался – родным человеком.

Поначалу Марфе казалось, что Анна Андреевна совершенно не тяготится одиночеством. В ее распоряжении всегда имелись книги, старые, еще советские пластинки с записями Рахманинова, Рихтера и Гилельса, игру которых она готова была слушать сутками, и Петербург, любимый город. Ну чем не прекрасная жизнь!

Однако Анна Андреевна

была так рада любой возможности пообщаться, так радовалась каждому ее появлению на пороге своей старой квартиры, так умела слушать, понимать, сострадать, что Марфа впервые почувствовала себя по-настоящему интересной, важной, нужной.

Она стала считать Анну Андреевну своей подругой. Совсем не такой, как ровесницу Лариску, а старшей подругой. Ведь бывают такие? Мудрые, добрые, понимающие.

Но это случилось гораздо позже.

Два года назад, разобравшись в истории вопроса, Марфа поняла, что в одиночку жителям с банковским напором не справиться. Нужна подмога в лице чиновников, отвечающих за охрану памятников истории и культуры. Ну не все же они купленные?

Среди работающих в нужном комитете она вычислила одного – Владимира Мышляева, славившегося, по слухам, демократичностью и обостренным чувством справедливости. Марфа тогда впервые столкнулась с людьми из этого подразделения. Своих, то есть чиновников из комитета по взаимодействию со СМИ, она знала наперечет, но с этим человеком знакома не была. Она навела жителей во главе со старшей по дому Натальей Петровной Борзовой на его след, и Мышляев был приглашен на митинг протеста.

Он пришел, молодой, красивый и импозантный. Марфа затесалась в гущу народа и, глядя на Мышляева, стала прикидывать, с какой стороны к нему подойти, чтобы взять в оборот.

В принципе, она могла подойти к любому – хоть к президенту страны, хоть к вождю племени тумба-юмба. Стеснительных среди журналистов вообще днем с огнем не сыщешь. Однако тогда она решила, что осторожность не помешает. Ведь не за интервью собралась, а за помощью. И помощь эта требовала нешуточных усилий от того, кто решится ее оказать. Следовательно, нужно не просто подойти, а с особым «подходцем». А с этими самыми «подходцами» у нее всегда были проблемы. Вот, например, стену пробить или взять на абордаж вражеское судно – тут Марфа сгодилась бы. Если же требовались гибкость, тактичность или, прости господи, толерантность, то Марецкую на задания не посылали. Попрет как танк, а если не выйдет, то разозлится и припечатает так, что мало не покажется. Или, чего доброго, пошутит, а черный юмор не все воспринимают адекватно. Короче, ее сильные профессиональные стороны тут не годились, поэтому митинговать вместе с жителями она не стала, чтобы с ходу не наломать дров.

Скромно стоя в толпе, Марфа рассматривала и слушала того, от чьей доброй воли зависела судьба дома и Анны Андреевны. Ей понравилось, что Мышляев был готов к разговору и вник в ситуацию. Вопросы, которые он задавал, были точными, конкретными, кроме того, по его реакции стало ясно: он целиком и полностью на стороне страдающих жителей. Короче, Марфе он понравился.

Но самое приятное случилось после митинга.

Когда за спинами не желающих расходиться возбужденных жильцов она пробиралась к флигельку Анны Андреевны, этот самый Мышляев ее окликнул и, подойдя, завел разговор на животрепещущую тему. Марфа слегка изумилась. Неужели сумел разглядеть ее в толпе? Она вроде не активничала, флагом не махала, просто слушала. Впрочем, довольно скоро выяснилось, что главная активистка Борзова уже успела ткнуть в нее пальцем и объяснить, кто такая.

Владимир задавал какие-то вопросы, что-то уточнял, но при этом смотрел так, что Марфа смекнула: все эти вопросы и уточнения – прелюдия к чему-то гораздо более интересному.

Впрочем, телефончик он не попросил и попрощался довольно

сдержанно. Марфа удивилась во второй раз, но, поразмыслив, решила, что это даже к лучшему. Сперва пусть в деле себя покажет, а там посмотрим.

Володя

Со своими каштановыми от природы волосами за не очень длинную жизнь Марфа чего только не сотворяла. Стригла, красила и выжигала «химией». Была малиновой и седой. А однажды под настроение решила заделаться femme fatale и превратиться в жгучую брюнетку. Тюбик с фотографией сексапильной черноволосой дамы она купила в супермаркете, а вечером подружка Лариска ее покрасила. Когда же краску смыли, то обе они чуть не лопнули со смеху. Оказалось, что по примеру бессмертного Кисы Воробьянинова она получила «радикальный черный цвет» и стала зеленой, как водоросль. Смеяться они перестали, когда поняли, что перекраситься обратно не получается ни в какую. Ядреная зелень все равно проступала. Пришлось идти в мужскую парикмахерскую – в женском зале появиться все же было стыдно – и за пятьсот рублей сбривать все к чертовой матери. Три месяца она носила платочек, причем не простой, а красный. Вроде косынок девушек-комсомолок. Чтобы дополнить образ, была приобретена крутая черная косуха и сапоги, напоминавшие кирзу. Потом наступило лето, в кирзе стало жарковато, она сняла косынку, посмотрела на себя в зеркало и решила оставить свои многострадальные волосы в покое. Их и так уже немного осталось.

За три прошедших года волосы оклемались от экспериментов, отросли, распушились и кое-где даже стали завиваться. Марфе не очень нравилось. Слишком миленько и симпатичненько она выглядела с этими завитушками. Она уже подумывала вернуться к экстриму, но тут в ее жизни появился Володя и сказал, что ее чудесные пышные волосы просто обожает. Вопрос отпал сам собой.

После первой встречи на митинге возмущенных жителей они встретились только через три месяца. Все это время Мышляев носился с их проблемой, с кем-то встречался, искал выход на нужных людей, включая самый высокий уровень. Потом позвонила ликующая Наталья Петровна и объявила, что банкиры отстанут от них навсегда.

– Какой молодец этот Владимир Владимирович! И умный, и деловой, и красавчик! Прямо душка! – млея от счастья, добавила она. – Была бы я помоложе… Ух!

В этот момент Марфа подумала, что мужчину с такими производственными характеристиками надо брать, не раздумывая.

В тот же день она позвонила ему, чтобы рассыпаться в благодарностях. При этом раз тридцать назвала по имени-отчеству.

Потом он признался, что ужасно любит, когда его называют Владимиром Владимировичем.

– Чувствую себя немного президентом.

От фразы чуть-чуть отдавало нарциссизмом, но при этом он так мило и иронично улыбался, что Марфа готова была простить ему что угодно.

Польщенный ее комплиментами, сказанными по телефону мяукающим голоском, Владимир предложил встретиться в неформальной обстановке. Марфа только этого и ждала, поэтому произнесла заранее заготовленную фразу:

– К сожалению, на этой неделе я сильно занята. К нам приезжают англичане и очень хотят повидаться. Я стажировалась в Лондоне. Теперь надеюсь увидеть старых знакомых.

Чувствуя, что Мышляев проглотил наживку, она добавила:

– Главред хочет, чтобы я сопровождала его во время их пребывания.

– Тогда я позвоню в следующий понедельник. Не против?

– Буду рада, – светским тоном ответила Марфа и, повесив трубку, погладила себя по голове.

Какая же она умница!

Он позвонил в понедельник и предложил поужинать, выбрав очень дорогой ресторан. Марфа не сразу, но согласилась. За ужином она кокетничала уже напропалую. Владимир все понял правильно, поэтому вечером повез ее в отель за городом будто бы для того, чтобы отведать необычайно вкусных устриц.