Прусское наследство
Шрифт:
— Князь Михайло Голицын наши полки в Смоленске собирает, а Аникита Репнин в Киеве. Вот роспись, государь…
Князь М. М. Голицын («Старший», так как младший брат имел тоже имя), из «птенцов гнезда Петрова» — один из выдающихся русских полководцев (и даже флотоводцев) того времени, одержавший несколько громких побед. Вот только жена его, княжна Татьяна Борисовна Куракина, по матери своей Лопухиной (сестре царицы) приходилось двоюродной сестрой царевичу Алексею. А такое родство среди русского боярства многое значило…
— Мне державу свою по кусочкам создавать надобно заново, и я от этого не отступлюсь. Фридрикуса побить надобно, пока кайзер в нашу распрю не вмешался — потом поздно будет, сейчас урвать побольше надобно.
Петр Алексеевич тихо цедил слова, говоря сам с собою. В ход сражения он не мог вмешаться, командуя правым флангом союзной армии, имея всего девять тысяч войска, половину которого составляли «природные» русские, по большей части его «потешные».Остальные являлись либо «ливонцами», набранными в бывших шведских провинциях, или наемники, в том числе и перешедшие на его службу из прусской армии в Кенигсберге.
И сражались сейчас его войска против вчерашних союзников — саксонских мушкетеров короля Августа, курфюрста их, ни с чем не спутаешь. Дрались не хуже пруссаков, даже лучше — все же сражений эти наемники много прошли, сплошь ветераны. Но кондотьеры дерутся за деньги, а вот с этим у «любезного друга» как всегда было не очень — много тратил на любовниц этот великий «делатель бастардов». Вроде и возраст уже почтенный, скоро полувековой юбилей, а все не унимается — увидит смазливое личико, перья сразу распускает, что твой кочет, только не кукарекает.
Вот только солдатам его от королевских «альковным побед» ни тепло, ни холодно. Сейчас вяло сражались, особо вперед уже не лезли, а попав под орудийные залпы центральной батареи смешались. Василий Корчмин, давний его потешный, пушкарских дел мастер, знал, как надлежит стрелять в баталии. Сам во многих походах и сражениях участвовал, ранен был трижды, и чин имел весомый — будучи капитан-поручиком бомбардирской роты, где сам «герр Петер» был капитаном. А еще майором лейб-гвардии Преображенского полка, что чин равный полковникам, а то и бригадирского ранга. А теперь особо дорог, как и каждый из его преданных гвардейцев, что по собственной воле отправились с ним в изгнание, потеряв в отечестве поместья с людишками, но не предали его. А еще радовало, что не прельстились на посулы царя Алешки, в отличие от родовитых — те все его покинули, будто и не были никогда помощниками ему в делах. Спесь боярская, а не верность, вот что им дороже — Долгоруким, Голициным, Шереметьевым, Салтыковым и прочим, отшатнувшимся от него, предпочитавшим служить сыну, а не отцу, который их в люди вывел, чины даровал, наградами баловал.
— Ай да Васька — дело знает! Палить нужно беспрерывно, тогда саксонцы в смятение придут. Мин херц, душа горит, позволь в деле участие принять. А то драгуны в седлах истомились!
Меншиков с горящими глазами придвинулся к нему, ноздри трепетали, вдыхая запах пороха и крови. Действительно — как старый боевой конь, а ведь на стену Азова когда-то первым влез, самого агу янычар проткнул в той схватке, чем немало гордился. И сейчас стоит красавцем — ладонь сжата на эфесе изукрашенной драгоценными камнями шпаги, шляпа с плюмажем пера чудной птицы страуса. Да и разодет в кружева с орденскими лентами, каких у него много, не всякий король столько и получит. Ладно, орден Андрея первозванного честно заслужил, вместе с ним на абордаж взяв два шведских корабля в устье Невы. А вот другие награды чуть ли не выпросил у союзных монархов, двое из которых сейчас против него и сражаются.
Если датский орден Слона даровал ему оставшийся нейтральным Фредерик, то польский Белого Орла получил от Августа, а прусский Черного Орла даровал ему Фридрих-Вильгельм. С полками последнего сейчас сражается неугомонный шведский король, ядро бы чугунное в его упрямую голову. И хотя пруссаки и брандербуржцы дерутся отчаянно, но шведы лютуют, лезут напролом, как и их монарх, что размахивает шпагой. А вот воинство из Мекленбурга, с зятем прибывшее, весьма ненадежное — Карл их дважды спасал, но оно и понятно — опыта в баталиях никакого нет.
— Пусти в бой, мин херц, самое время кавалерией ударить по изменникам! Ей-ей, сметем фланг саксонцев за раз единый, оторвем от пруссаков. И побегут гуси малохольные, им не впервой спины свои показывать!
«Светлейший» чуть подпрыгивал, настолько его разбирал зуд — вроде и постарел в походах, но в драку рвется охотно, труса его верный Данилыч никогда не праздновал. И Петр Алексеевич решился. Сказал отрывисто:
— Веди драгун! Токмо, Алексашка, не вздумай погибнуть по дурости своей неугомонной — я правой руки лишусь легче!
— Вернусь, мин херц, обязательно вернусь! Когда я тебя обманывал?!
У Меньшикова в глазах появились слезы — царские слова он оценил всем сердцем. И быстро от него отпрянул, адъютант тут же подвел «сметанного» цвета норовистую кобылку. Но под фельдмаршалом она стала сразу покорной, почувствовав на себе настоящего хозяина и господина.
И не прошло минуты, как Петр Алексеевич рассмотрел своего наперсника, который размахивая шпагой, что-то яростно кричал рослым и усатым драгунам, что внимали его отчаянным призывам. Эскадроны, выстроенные тремя тонкими линиями, разом дружно пошли в атаку, вовремя поддержав гвардейцев, что опрокинули наседавших на них саксонцев. И теперь погнали их вспять, было видно как немцев колют штыками, а те побежали кое-где, роняя фузеи и стремительно улепетывая от разъяренных русских.
— Давай, Данилыч, бей их, собак паршивых! Руби саксонцев — сам давно мечтал отплатить Августу за его постоянные измены!
Петр Алексеевич разъярился — саксонский курфюрст тот еще «дружок» — при любом удобном и неудобном моменте ему каверзы чинил, врал нагло, не моргнув глазом, клятвопреступник. И вот теперь накатило — теперь он ему покажет, что, несмотря на изгнание из Москвы он куда более достойный монарх, чем этот «альковный герой», и за обиду отплатит, когда этот павлин отказался прибыть в Ригу на коронации. А ведь токмо его трудами польским королем на престоле этот бонвиван остался, но ничего, все изменить можно — скоро сей короны и лишится, не все холощеному коту масленица…
— Твою мать! Что с фельдмаршалом?! Туда скакать немедля — и чтоб он тут у меня был. Негоже фельдмаршалу полки в атаки водить!
Петр вскрикнул — белая кобыла пропала, и он схватился за подзорную трубу, пытаясь разглядеть, что происходит на поле сражения, и главное, отыскать глазами «светлейшего». Но ни хрена не разглядеть, однако то, что драгуны пошли напролом, давало надежду, что Данилыча в сумятице не убили — иначе бы атакующие неприятеля эскадроны, наоборот, в смятение и полное расстройство пришли. Но рубят и гонят врага в конном строю, а ведь раньше при баталии все спешивались, стрелять из фузей предпочитали, шпагами плохо владея. Но ведь выучили их шведы, добрые учителя из них оказались, раз теперь не хуже, а то и лучше воюют вчерашних врагов, ставших союзниками, и позабывшими прошлые обиды. Да и сам король Карл изменился — даже прощения попросил, за слова свои охульные. давние.