Прямо по замкнутому кругу
Шрифт:
А сейчас его арестовало семейство из рекламы бульонных кубиков – и каждая новая секунда падала и разбивалась вдребезги, со звоном напоминая о бездарно потерянном времени.
Андрей не считал себя эстетом, но он умел слушать и учиться.
Он узнал, что нельзя помыкать домработницей.
Что хайтек – дурной тон.
Что бильярдная в загородном доме – пошлость.
В доме Дашиных родителей все говорило об отсутствии вкуса и о чрезмерных претензиях. Отсутствие вкуса вынудило хозяев обставить дом в бежевых тонах, претензии – восполнить недостаток фантазии стоимостью вещей.
Андрею, который приехал в костюме, при галстуке и в лучших ботинках от «Берлутти», выдали тапочки, и он чувствовал себя так глупо, что стеснялся встать из-за стола.
– Выдвигаюсь на следующее место, сразу ставлю незацепляйку на офсете, потому что место очень зацепистое было по осени. Первый заброс – первый внятный удар! Вытаскиваю виброхвост – следы хорошие есть, а рыбы – нет. Зацепляйка-то нормальная, но ничего не цепляет! – Отец Даши, Владимир Олегович, сделал драматическую паузу, заглянув в глаза каждому слушателю. – Быстренько меняю на свой стандарт: чебурашка, двойник, виброхвост и второй заброс – первый судачок!
Однажды в Лондоне Андрей познакомился с немой девушкой. Они гуляли весь день и провели замечательную ночь у нее в Кэмдоне, в домике, похожем на тысячи других в округе. Они объяснялись жестами, пантомимой, записками. Он ни с кем не был так близок, никого не хотел понять так, как ее. И ему казалось, что он рассказал ей всю свою жизнь – ведь девушка в прямом смысле понимала его с полуслова. Читала взгляды. Всем сердцем улавливала интонации. С ней он слышал как растет трава и как плывут облака.
Отца Даши он не мог понять, хоть в самом начале и нафантазировал себе уютный семейный вечер. Настроился даже смотреть фотографии.
За один вечер Андрей выслушал столько историй о рыбалке, сколько не узнал за всю свою жизнь. Он зевал, скучал, разглядывал тарелку, но воодушевленный папаша то ли не мог поверить, что кого-то действительно не интересует рыбная ловля, то ли его это не волновало. Наверное, он привык считаться только со своими интересами. А это значит, что он либо очень влиятельный человек, либо ни с кем не общается. Скорее второе – отец Даши выпускал мебель, а это хоть и выгодно, но вряд ли приближает к истинной власти.
– Андрей, налить тебе лимонад? Андрей! Лимонада хочешь? – разволновалась Даша.
– А? Что? – вздрогнул Андрей, которого ее голос вывел из оцепенения.
– Тебя папа совсем заговорил? – улыбкой она словно извинялась.
– Даша… – укорила ее мать.
Папаша, кажется, намеревался всерьез обидеться.
– Нет, что вы! – воскликнул Андрей и замахал руками. – Мне безумно интересно! Я очарован!
– Как жаль, что вы не останетесь, – в который раз заметила мать Даши, Ольга Анатольевна.
Здесь правил
С самого начала она до смерти измотала Андрея легендами о каких-то остеопатах, которые вылечили ее от всего.
Отец, мужчина пятидесяти лет, считался неоспоримым авторитетом, и все гости плясали под его дудку.
Он заставил Андрея пробовать какую-то особенную селедку. Селедку Андрей не выносил. Наверное, от него теперь разит луком, так как без лука селедку есть не положено – это же все знают.
Андрей посмотрел триста семнадцать фотографий с рыбалки на Мальдивах – шесть взрослых грузных мужчин и морская гладь во всех возможных вариациях. Мальдивы в кадр не попали.
Андрей посетил мастерскую, где Владимир Олегович хвастался инструментами, в которых Андрей ровным счетом ничего не понимал и понимать не желал.
«Может, они хорошие», – с отчаянием думал Андрей, покуривая на балконе под причитания Ольги Анатольевны о вреде курения.
– Андрюша, вы много курите? – переживала она.
– Достаточно, чтобы рак легких убил меня раньше чем Альцгеймер, – ответил он, выпустив дым.
Ольга Анатольевна сокрушенно покачала головой.
Последние две недели Андрей был сам себе противен. Он выслуживался на работе. Был мил, заботлив и человечен. Наверное, со стороны казалось, что он вступил в секту адвентистов седьмого дня.
Ему трудно было хорошо относиться к людям. Он их не любил. Не понимал, почему их всех устраивает жалкое существование: работа с девяти до шести, почему им хорошо, когда они смотрят телевизор и жрут креветки с пивом, почему не видят залысины и привыкают к рыхлому брюшку, почему считают, что для того, чтобы остепениться, надо жениться, и что такое вообще это самое «остепениться»?…
Андрей не считал себя метросексуалом.
– Метросексуал – это гомосексуалист, который занимается сексом с женщинами, – сказал однажды его знакомый гей. Друг Алины.
Метросексуалы были злые и выглядели «слишком». Загар, зубы, бархатный пиджак, волосок к волоску, бабские капризы, истерики, охи и ахи насчет новых революционных носков от «Прада»… Андрею было смешно. Он нашел себя в продуманной небрежности, иллюзорном невнимании к вещам, в выверенной естественности.
Он презирал людей уже за то, что те плохо выглядят, носят стоптанные мокасины или же не задумываются о том, какой портфель выбрать.
И вот он попал в засаду с теми, кого на дух не выносил – с патриархами отечественного мещанства, апологетами среднего класса, которые только и мечтают, что о баньке на свежем воздухе, о шашлычке из баранины, словом «вегетарианец» в их кругу можно смутить дам, а анекдоты из серии «возвращается муж из командировки» или про тещу придуманы нарочно для них.
Даша, конечно, немного отличалась от мамы с папой. Выяснилось, что она не такая бука, какой представлялась. Одевалась она, разумеется, кошмарно – джинсы, простая белая рубашка, пиджачок без затей в офисном стиле, туфли на среднем каблуке – нечто старушечье, коричневое или бежевое.