Прямо по замкнутому кругу
Шрифт:
Слуга и обнаружил в подвале запертую на десять замков комнату, в которую вознамерился во что бы то ни стало попасть. Хозяина он уже давно похоронил и решил сорвать последний куш перед тем, как жениться на дочери лесника.
Вместе с приятелем он две недели вскрывал замки, прежде чем тяжелая железная дверь распахнулась, и тогда незадачливые воришки заорали от ужаса.
С потолка, с крюков, предназначенных для коровьих туш, свисали головы одиннадцати мужчин, одна из которых принадлежала второму конюху, а другая –
Возникло предположение, что князь, снедаемый черной ревностью, убил сначала жен, потом их мифических любовников.
Хотели даже сжечь замок, но трактирщик отговорил людей – убедил всех, что нельзя превращаться в зверье.
Никто не ждал князя, но тот явился. Он шел по дороге, закутанный в некогда белый, а теперь серый от грязи плащ, и глаза его сверкали, как у сумасшедшего. Его тут же схватили и приговорили к повешению.
Но веревка оборвалась. Князь лишь рассмеялся. Ему хотели отрубить голову, но вдруг передумали – князь жаждал смерти, а какое же это наказание – дать преступнику то, о чем тот страстно мечтает?
Княза сопроводили в замок и заколотили ворота. Умрет от голода – мол, не наша печаль.
Прошло пятнадцать лет.
Старый трактирщик ушел на покой, ему в ту пору было уже восемьдесят, гостиницей управляли его сыновья.
Трактирщик жил далеко от замка, не видел его долгие годы, но, поняв, что здоровье его на исходе, неожиданно ощутил тревогу – его мучили воспоминания. Он знал: зло – близко и самое страшное еще впереди.
И как-то в ночь, выспавшись днем под крики малышни – шестерых горячо любимых внуков, – он отправился в замок. Оторвав фомкой одну из досок, трактирщик, не жалея хороший сюртук, протиснулся в щель в воротах.
Он ожидал увидеть руины, запустение, грязь, но то, что встретило его в замке, было самым большим потрясением в его жизни.
В замке горели огни. Снаружи это нельзя было увидеть сквозь плотные шторы, но внутри было светло и тепло. Мраморный пол сверкал чистотой. Хрустальные люстры сияли радугой. Мебель была отполирована до блеска.
Трактирщик непременно бы поседел от страха, если бы уже не был седым.
Он шел вперед, но шаги не разносились эхом. Он шел как будто бесшумно. Словно и не шел вовсе, а стоял.
Трактирщик потянул на себя дверь в каминный зал, который помнил по веселым пиршествам. Внутри было тепло. Пылал камин.
– Я ждал тебя, – услышал он звонкий голос княза. – Но все же не был уверен, что ты придешь.
Трактирщик обогнул диван, предполагая увидеть больного и немощного человека, но князь, развалившийся на сиденье, был здоров и весел.
– Садись, – любезно пригласил князь.
Трактирщик присел на краешек кресла.
– Ты хочешь получить ответ на все вопросы? – спросил хозяин.
Трактирщик кивнул.
– Тогда жди.
И они стали ждать. Трактирщика, отвыкшего в силу
Это был шелест шуршащего по полу платья.
Он открыл глаза и увидел необычайно красивую даму – от нее нельзя было взгляд оторвать.
Дама смотрела на князя, а тот смотрел на нее. В ее глазах была вся любовь мира, в его – благодарность.
Женщина села у князя в ногах.
– Ты понял, наконец, что ни слава, ни почести, ни деньги не приносят счастья? – спросила она. Голос у нее был чистый и нежный.
– Ты обманула меня, – произнес князь без злости.
– Ну уж нет! – воскликнула дама. – Ты сам себя обманул. У тебя было все, но не было покоя. Ты ревновал своих жен, и ревность сводила тебя с ума. Ты не просил меня о любви. И ты ее не получил.
– Ты сделала меня чудовищем, – вздохнул князь.
Трактирщику казалось, будто князь говорит о ком-то другом, не о себе. В его голосе не было сожаления.
– Ты и был чудовищем. Ты был слабым, жалким, унылым, завистливым и жадным. Таким я тебя встретила.
– И полюбила? – по-доброму усмехнулся князь.
– Сердцу не прикажешь, – она пожала плечами.
– А у тебя есть сердце?
– У меня такое большое сердце, что иногда мне кажется, будто я сейчас умру. Моему сердцу не хватает воздуха – любви.
– Но я ведь убил всех этих женщин… и мужчин… – в его голосе послышалось отчаяние.
– Какая теперь разница? – дама накрыла руку князя своей. – Грязные страсти свели тебя с ума, и мир от тебя отказался. Теперь твой мир – это я.
– Я мог стать другим… – простонал князь.
– Не мог, – она покачала головой. – Ты ведь не знал, какой ты. Не видел себя со стороны. И никогда бы не увидел. Зато теперь ты знаешь, что только я могу любить тебя.
Он потянулся к ней и обнял.
– Что с ним делать? – князь кивнул на трактирщика.
Гость похолодел.
– Пусть идет, – распорядилась дама, не глядя на гостя.
И трактирщик поспешил убраться подобру-поздорову. На следующий день он не проснулся. Он получил ответы на все вопросы и со спокойной душой, но с разбитым сердцем ушел в иной мир.
А замок все стоял. Он стоял десять, пятьдесят, сто лет и стоит до сих пор. Случайным прохожим иногда кажется, что они слышат детский плач, но, скорее всего, это просто коты дурачатся – так говорят им в деревне.
Андрей хотел спросить, зачем она это ему рассказала, но понял, что не может – наверное, он уже спал, и ему все снилось.
На следующее утро он проснулся в шезлонге, но не на террасе, а в комнате, к пледу была приколота записка «Сказка – ложь, да в ней намек». Больше о Глаше ничто здесь не напоминало.