Прямо за углом
Шрифт:
Сестра покрутила пальцами, пытаясь изобразить, что именно они нарисовали.
— В-общем, если он появится, то поймет. Главное, чтобы только он понял, поэтому мы может путанно немного нарисовали… И на обратной дороге еще смотрели, так и не появился.
— Могли бы дальше пройти, — буркнул брат, видимо, продолжая старый спор.
— Как договаривались, — лишь сказала сестра. Она явно была не из конфликтных.
— Там дальше переход большой, — поддержал ее дядя. — Три дня, и вряд ли чего-нового. Хорошо, что варвары закончились. Плохо,
Да, тут я его понимал. Десятки стоянок на неделю пути пустовали. По меркам этого мира, чтобы заново их заселить, понадобится несколько поколений. Я спохватился:
— До меня никто из пустоши не выходил? — обратился я к мужчине.
— Выходил, — кивнул дядя и махнул рукой в сторону берега. — Рыбачит там с остальными.
Отлегло.
II. Глава 2. Река
И вновь дорога, и снова камни, и опять берег — на этот раз берег реки.
Я встретился с Отшельником. Он, конечно, обрадовался нашему воссоединению, пусть и временному, но было заметно, что все его помыслы направлены в сторону потенциальной невесты.
Дядя решил, что они соберутся с силами, и отошлют кого-то через пустошь, предупредить, наладить связь, может быть, вообще перебраться туда, если придется. Иметь хоть какой-то путь к отступлению.
Они терпели разрыв в пустоши раньше, когда с другой от нее стороны приходили люди, приходили вести, была налажена торговля. Они терпели его в последнее время, потому что не знали, что происходит на той стороне. Ведь за пустошью тоже могли быть варвары.
Наш с Отшельником переход через пустошь показал, что хоть с той стороны все в порядке. К тому же дорога стала легче, с новыми стоянками, со свежей информацией, что где находится, где есть выходы к морю, где можно обойти проблемные места.
Никто не верил, даже я, что варвары выжили в пустоши. Они могли там какое-то время оставаться, да. Но они не вышли на ту сторону, не вернулись обратно, не нашли брод. Мы с Отшельником не видели никаких следов их пребывания. А они обязательно должны были найтись.
Варвары сгинули, это не они зажгли огонь в пещере.
Но и Отшельник этого не делал. Он вообще не заходил вглубь. И не видел никакой горючей жидкости. Просто погода ему благоприятствовала, и он проскочил с ходу там, где я застрял.
Получается, что в пустоши находился кто-то еще. Можно, конечно, было подумать, что фитиль горел там очень давно, но никто всерьез в это не верил.
Огонек, и кто его поджег, оставался загадкой.
Поэтому дядя хотел идти через пустошь сам. Возможно, уговорит Отшельника мотануться туда и обратно, благо, дорога проторена.
Возможно, они решат бросить обжитые месте и уйти все.
Я не знал.
Я не стал ждать их решения. Где-то наверху, выше по течению реки, жил прыгун. Он ушел туда сразу, как одолел варваров. Перешел на скудную речную рыбу. Ушел давно, и ни разу не возвращался.
Никто не знал, жив ли он. Там ли он. Как высоко он поднялся по течению.
Мне нужно было это выяснить.
Говорили, что он появлялся в этом мире достаточно часто. У нас с ним есть шанс совпасть. Что-то надвигалось, и мне не хватало ни информации о врагах. Хуже того, я не мог разобраться в самом себе, в своих возможностях.
Нужно было это как-то менять. Нужен был хоть кто-то, кто расскажет мне обо мне самом, потому что сам — такой же. Догадки из вторых и третьих рук, еще и отфильтрованные и рафинированные, давали очень мало.
У реки росли лишайники, и ничего больше. У моря этих лишайников было полно. Когда-то именно в этих краях, у слабосоленого моря, а еще вероятней — в устьях впадающих в него рек, этот лишайник и возник, вылез из воды, адаптировался к жизни на суше. Крохотные водоросли спрятались в прозябающем мху, и симбиоз двух слабых начал неожиданно создал комбинацию, способную покорять континенты.
Лишайники были пионерами, которые смогли организовать первые форпосты органической жизни на суше. Когда-нибудь тут появятся леса. Нескоро, понадобятся еще миллионы лет, но леса появятся.
У моря — на эти лишайники не обращали особого внимания. Вроде что-то целебное из них делали, я не вдавался, но не более того. Здесь, из-за отсутствия моря и водорослей, основного материала для топлива и поделок, лишайники стали всем.
Чем выше я поднимался, тем плотнее жался лишайник к берегу. Уже через пару километров из сплошного ковра, закрывающего все, куда падал взор, заросли превратились в узкую полоску в десятки метров вдоль реки.
Иногда я шел прямо по ней, но чаще ступал рядом. Этот лишайник завоевывал территорию, наверное, уже тысячелетия, и не хотелось отбрасывать его на столетия назад одним неуклюжим движением.
Река еще не выровняла русло, изгибалась, отступала у каждого камня покрепче, вилась между скалами. Зачастую я даже не видел саму реку, и ориентировался только по той самой зелено-бурой полоске.
Для лишайника это была борьба за выживание. Этим он сильно походил на меня сейчас. Мох, несущий в себе водоросли, пробовал пробраться везде. Забраться на любой камень — и погибал, бурел и желтел, но при этом успевал выбросить споры, которые с высоты разлетались далеко, и дальше цеплялись за любую ямку, где оказывалось хоть немного влаги.
Лишайник лез в щели в земле, где погибал из-за недостатка света. Но слой за слоем, поколениями, в этих щелях накапливалась органическая масса, и за десятки лет такие щели становились самые плодородными, на которых лишайник рос быстрее всего.
Ветра ломали лишайнику веточки, которые падали где-то неподалеку, и вновь прорастали, если им удавалось получить дождевую воду.
Любой ручей, впадающий в реку, обрастал лишайниками. Они держались за каждый источник воды. Здесь было много пресной воды, и много лишайников.