Прямо за углом
Шрифт:
Универсальные языки. Способные пластично видоизменяться в зависимости от обстоятельств и подстраиваться под них. В итоге эти языки всегда выходили в финал, но не всегда их путь был легким. Такие языки требуют очень развитых носителей, длительного обучения, образования, поддержания определенного уровня культуры. Не только театров, но и культуры агрессии. Все, что не используется — отмирает, устаревает, отходит в прошлое.
И это было только начало.
В какой-то момент я понял, что действительно способен, не так быстро, как система, но значительно
И тогда наступило время языков других планет. Информация, тем более звуковая, о них была значительно скуднее и ограниченней, но за тысячелетия общения ее набралось немало. Здесь просто похоже это никому не было интересно.
Мне же пока было интересно, очень.
Для пробы я взял язык ближайшей к ним обитаемой системы. Небольшая цивилизация, расселилась по всей системе, пробует звездную экспансию, но пока на уровне автоматических станций в соседних системах. Полтора десятка лет сообщение в одну сторону. Шестнадцать миллиардов живых гуманоидов, не слишком похожих на людей. Но и не катастрофически отличающихся. Есть надежда, что их язык не сломает их мозг.
Сначала я спросил систему, учил ли кто-то их язык на планете? Да, учил.
Учил ли кто-то их язык с помощью волнового обучения, как я? Да, учил.
Есть ли кто-то живой на планете, кто знает язык ближайших соседей? Нет.
Им перестало быть интересно. Даже изучать язык собственных соседей. На всякий случай я поинтересовался, что стало с теми, кто изучал их язык. По косвенным данным, старательно обходя барьеры ограничений забвения, я понял, что каждый из них умер по разным причинам, но уж точно никак не связанным с изучением чужих языков.
Я все еще осторожничал. Попросил дать мне сокращенный курс. Допустим, сто слов без лишнего. Никакого синтаксиса, правил использования, контекста. Просто сто самых используемых слов.
Потом еще сто. Потом правила. Контекст.
На родной планете этой цивилизации волны морей периодически поднимались на высоту в сотню метров и проносились над континентами, сметая все на своем пути. Ну как периодически — ровно раз в их условных месяц, который наступал когда две луны оказывались одна над другой. Большие такие луны
И так десятки раз за их год. Они выжили, они адаптировались, они создали разумную цивилизацию. Наверное, их спасла периодичность этого явления, предсказуемость, и они научились легко справляться с волнами. Бункерами, сбором урожая предыдущим днем, убежищами в горах. У них даже половина энергетики в итоге строилась на накоплении и дальнейшем использовании энергии сначала этих волн, а значительно позже непосредственно притяжения самих лун.
В первых ста словах, которые чаще всего использовались этой расой, семь определяли разные виды волн. Это если говорить только про океанские волны.
Во второй сотне слов к ним добавились еще десяток, определяющих электромагнитные волны, отдельным словом, гравитационные волны — тремя словами. И отдельное из них — специально для ударной гравитации одновременной силы двух лун. У них для этого было одно короткое слово. Здесь его переводили как «когда луна спряталась за сестрой, чтобы дать силы новому сезону, принести мокрую соль на поля и дать женщинам право рожать». Что многое говорит о местном языке. На котором за ужином смотрят на звезду на закате. Как бы это звучало на Земле? Противостояние лун?
Языки это то, что мне нужно было больше всего. В любом мире, где были люди, с ними нужно было говорить. Не везде есть волновое обучающее устройство. Которое, кстати, и не их вовсе, эту технологию как раз предоставили соседи. После изучения языка соседей мне вообще стало казаться, что любая технология, связанная с волной, любого типа, пришла оттуда.
К моменту, как я увидел, почувствовал, в озерце у родника что-то, кроме своего отражения, я успел полностью восстановить крышу, и выучить половину языков местного кластера цивилизаций. За некоторые я просто не успел взяться. Другие меня пугали.
Я взял за правило изучать сначала информацию о цивилизации вообще, учить пару-тройку, может даже сотню слов старыми добрыми методами, и лишь потом допускать до своего мозга волновые технологии. Осторожность, но рассудок мне дороже. Тут были цивилизации, которые я не понимал. Они обменивались информацией, даже общались, но либо были слишком далеко, чтобы собрать о них достаточно информации, либо мыслили другими категориями. Просто другими. Будет время об этом подумать, пока же я не торопился учить эти языки в глубину.
Язык — это не просто средство передачи информации.
Это метод, способный навязать другое мышление.
Слово может быть опасно, фраза — смертельна. Чуждый язык может превратить тебя в овощ.
А я не уверен, что подобные увечья сможет исправить прыжок.
Я починил крышу, изучил множество языков, изрядно набегался и поработал с оружием.
Отражения недвусмысленно намекали, что пришла пора отправляться дальше.
II. Интерлюдия. Броккенский призрак
Три первых мира я пропустил, лишь почувствовал, что они мелькнули. Зачем меня зашвыривает в изначально непригодные условия, я не понимал. Это не имело смысла, если мои прыжки вообще имели хоть какую-то осмысленность. Я все больше склонялся к мысли, что все это было просто каким-то явлением, абсолютно случайно, хаотично, осевшем и действующим на меня, на таких, как я.
Дальше была скала. В мире можно было дышать. Было прохладно, но все-таки пар изо рта не шел. Меня не убил ни воздух, ни радиация. Но я очутился на высокой вертикальной скале, торчащей, как одинокий зуб во рту старика. Огромная скала, не единственная здесь. Очнись я внизу, у меня был бы шанс. Сотня метров отвесной скалы, я, на маленьком пятачке наверху, голый, ни ножа, ни молотка, ни веревки. Ничего.