Прямо за углом
Шрифт:
— К тому же, если мы ее успеем распотрошить на вечернем сбросе, то в одном ночном переходе развалины небольшого города. — Добавил Хакер. — Я посмотрел старые карты, там много подземелий, есть где схорониться, переждать, если опять возникнет кто за нами. Растворимся там, словно нас и не было. А потом, по пустошам, к запретным землям.
— Так они все-таки запретные?
Хакер пожал плечами:
— В инструктаже перед выгрузкой говорят, что там ядовитые испарения, земля плавится под ногами, кислотные дожди и наводнения. И земля выжжена, что даже деревьев нет. И все это одновременно.
Мы уже шли. За час мы выбрались из гостеприимных развалин, укрывших нас, теперь они постепенно оставались позади, пейзаж менялся на редкие руины, огрызки скал и пустыри между ними. Местность оживала, но оживала по местным меркам — под ногами снова то и дело начали попадаться кости. За десятилетия эта мясорубка перемолола многих.
Судя по всему, Хакер постоянно щупал сеть. Иногда он поднимал камень, особенный только для него. Подходил к мертвым деревьям и замирал, обняв их ствол, словно прощаясь, или желая их оживить. Трогал побелевшие кости мертвецов.
Когда я смотрел на все это, то начинал чувствовать свою первобытность. Впрочем, остальные относились к общению Хакера с сетью значительно спокойней.
— И много таких? — я обратился к Шраму, кивнув на Хакера. По сути, у нас с Шрамом впервые появилась возможность поговорить.
Шрам все еще хрипел. Как мне казалось, это скорее шло из области психологии — связки ему точно не задели. Может, он хрипел и раньше, кто же его знает. Раньше я его не слышал.
— Ну, так. Обычных я видел. Но это просто кодеры. Парк так вырастить, справку из сети собрать, искин какой-нибудь в сети приструнить. Защиту частного семейного альбома поправить. Работяги, но им приходится пахать. А такого уровня — нет, не много. Даже не знал, что они существуют. Такой класс на людях не светится, особенно, если они высасывают финансы из сети. Не резон светиться. У нас таких может и нет совсем. Потому и систему жестче, иногда информацию вообще хранят в разрывах…
Оказывается, он был вполне словоохотлив, если задать вопрос. Просто не лез вперед.
— Помню, один такой со мной в заключении был, но ни в какое сравнение. Замок то толком открыть не мог. Зато у него горшок с цветком в камере был. Загляденье, а не цветок. У меня бы такой вообще не выжил. Ни в горшке, ни на воле…
— Хочу узнать, — раз уж он сам заговорил про тюрьму, — за что ты здесь?
За дело, — хрипло, даже более хрипло чем обычно, сказал Шрам. Взял паузу, и лишь потом продолжил:
— Психанул. Молодой был. Убил двоих. Просто поругались. Могли и они меня, но вот то ли повезло, то ли нет.
— И что, за это сразу сюда? Строгая у вас планета. Или очень миролюбивая.
— Нет, не сразу. Это только начало. Дали внутренний срок, пока там был, поумнеть не успел. Бунт начался, я, конечно, в стороне не усидел. Несколько охранников забили, кучу покалечили. Меня там и не было, но накинули всем, кто участвовал, без разбора. Хорошо так накинули, до глубокой старости. Вот и все.
— В смысле? А сюда то как?
— А, ну да. Так у нас же лотерея есть. Раз в год заключенные, кому разрешают, имеют право на участие. Все просто. Из сотни допущенных — трое сразу на свободу, а одного пакуют и сюда. Вот такой я везунчик.
— Да уж. Но тогда, где ты научился пользоваться луком?
— А, это вообще в детстве. Отец любил меня водить стрелять по мишеням. Много стреляли, пока он не загремел. Больше и не видел его. И лук, тоже, с той поры вот впервые взял. Оказывается, все помню.
Зона выгрузки уже виднелась вдали. И в постоянном смоге, царившем на этой планете, где-то на крае видимости мелькали тени. Может, это зона и проще остальных, но даром еда нам здесь не достанется.
Обращаясь ко всем, сказал:
— Не разделяемся. Оружие у вас есть, но патроны не тратим. Стараемся только пугнуть. Кто знает, может скоро припрет и патроны еще пригодятся.
Приперло значительно раньше, чем я рассчитывал.
III. Глава 2. Призовая игра
— Странно они как-то двигаются, не кажется вам? — мы чуть подошли ближе, и смутные тени превратились в людей, собирающихся около точки сброса.
— Стоп! — Хакер поднял руку, а сам при этом не встал, а наоборот, прошел еще несколько шагов вперед, и присел около валяющегося булыжника. Очередное поверхностное слияние, попытка поймать эхо информации, гуляющей по сетям и настолько сильно фонящей, что даже камни иногда могут пересказать часть того, что происходит в информационном поле.
Мы остановились. Фигуры вдалеке двигались действительно странновато, мне не показалось. Во-первых, в их перемещениях чувствовалась некоторая хаотичность. Такое поведения могло считаться обыденным в зоне выгрузке, где вообще многие сходили с ума, так и не сумев из нее выйти. Но здесь, особенно перед сбросом пайков, я ожидал увидеть строгую иерархию. Те, кто претендует драться за приз — выходят вперед, те, кто собирает объедки с поля боя, тихо ждут в сторонке.
А тут люди шли в разные стороны, собирались кучками, потом вновь расходились. Словно перед ними только что выступил знаменитый оратор, или проповедник, и теперь, на подстриженной лужайке перед церковью, они общались и обсуждали, насколько прекрасна сегодняшняя проповедь. Потом, вдохновленные, кивали одним прихожанам, и отходили в сторону, чтобы обсудить тоже самое с другими. Возможно, даже дословно повторить только что услышанную похвалу, красиво завернутую в правильные слова, и даже выдать ее за свою. Грех не велик, но это так приятно, говорить умные вещи, когда тебя есть кому послушать. Тем более, что этот грех помогает слову божьему дойти до ушей заблудших. Все во имя его…
Только там не было праздничного фуршета. Быть не могло. И те, кто бродили там в дымке, должны были голодать, накидываться друг на друга в попытке вырвать из горла кусок, который сосед еще не успел проглотить.
И лужайки там не было. Обвалившиеся стены были — а лужайки не было.
И паству здесь священник бы не собрал. Каким бы великолепием не блистала его речь. Даже пророку не дали бы выговориться, будь то хоть Нагорная проповедь.
Люди ходили взад вперед, сходились, расходились бесцельно.