Прямое высказывание
Шрифт:
– Эти идеи всегда высказываются, открыто, «в лоб»?
– Нет, далеко не всегда. Все делается по правилам хорошей школы маркетинга: для разных целевых групп разные концепции, стили и слоганы. Кому-то ближе лозунг «реформации», кому-то «либерализации».
– Вы сказали, что понимание секуляризма постепенно меняется. Приходит понимание того, что секуляризм не исключает религиозности?
– Я бы сказал так: зона сакрального в секулярной культуре расширяется, происходит вторичная религиезация привычных и повседневных
– Каковы эти корни?
– С одной стороны – перевернутая, искаженная библейская картина мира. С другой стороны – языческие мировоззренческие установки. Например, требование преодолеть состояние «традиционного общества» ради модернизации – это вариация на тему преодоления «ветхозаветности» в христианстве. Колонизация мира была пародией на его катехизацию, и, я думаю, рано или поздно философам и идеологам модернизма придется держать ответ за это. Коммунизм, большевистский коллективизм были советской трактовкой идеи общины, интернационал и компартия – пародией на церковность.
– Ну, а язычество?
– Это социал-дарвинизм, мальтузианская мораль либерализма. Ради «богов целесообразности» можно и даже нужно кого-то приносить в жертву, отправлять на заклание. Например, разного рода маргиналов, неуспешных, социально незащищенных и тех, кого в США называют деплорантами, тоталитарными личностями и даже тоталитарными обществами.
– Все эти тенденции не способствуют возвращению христианству его позиций в обществе?
– Увы, нет. Исторические религии ослаблены, с ними ведется война. Церковь стремятся лишить внутренней основы – переписать канон, подчинить секулярной политической и культурной программе, чтобы Церковь одобрила все это – ювенальную юстицию, трансгуманизм, социальное бесправие граждан. Историческая религиозность по-прежнему подавляется. Но религиозность вообще, религиозность как свойство сознания – это совсем другое дело. Просто мы по инерции считаем «религиозным» только сложившийся в Средневековье вероучительный стандарт. Может, это было бы и хорошо, только это, к сожалению, не так.
– Разве секулярное общество в эпоху либерализма не предполагает отсутствия общеобязательной идеологии?
– Это всего лишь декларация. На самом деле есть набор ценностей, который жестко вменяется «секулярному» гражданину. Он навязывается вместе с моделями культурного и потребительского поведения, вместе с общепринятыми формами коммуникации – в качестве якобы оптимального поведения или, скажем, неотъемлемого «естественного права». Только эта идеология более примитивна, а квазирелигиозный элемент сильнее бросается в глаза, чем это было в ХХ веке.
– Как это работает?
– Понимаете, когда вам, например, замораживают счет в банке из-за каких-то беспочвенных подозрений – вам это не спешат аргументировать. Или когда делают плату за жилье неподъемной, а зарплату символической, просто
– О чем это говорит?
– О том, что в основе всякой социальной легитимации и социальной лояльности сегодня лежит в первую очередь акт веры. В современных секуляристских идеологиях религиозного явно больше, чем в идеологиях ХХ века, хотя и там оно присутствовало. Это указывает на ситуацию постсекулярности и процессы неорелигиезации в современной культуре. Правда, религиезации совсем не христианской в своей основе. В каком-то смысле это современный ремейк хорошо известных жреческих практик, в том числе нумерологии (когда речь идет о «цифровом обществе»).
– С неорелигиезацией понятно. А общее структурное упрощение идеологического пространства чем объяснить?
– Излишне сложные идеологемы секуляризму сейчас мешают. Они отнимают время, тормозят процессы управления и оптимизации в условиях посткапитализма.
– А как секуляризм связан с экономическим строем?
– После того как во времена Мартина Лютера легализуется ростовщичество, биржа по сути занимает место Церкви. Успешность со временем становится заменой понятиям благодати и святости: успешный оказывается «избранным ко спасению» и якобы обладает некоей общественной истиной. Чтобы развить и поддержать «успех» в мировом масштабе, требуется экспансия. Деньги должны делать деньги, используя как ресурс труд «менее успешных», а это уже требует принуждения.
Применяется насилие, и оно получает такое же оправдание, как и ростовщичество: вначале все объясняется волей Божьей, затем – интересами социального прогресса, которому можно принести в жертву кучку неграмотных дикарей. Ради «просвещения» остальных. Так возникают идеология культурного неравенства, миф превосходства и практика колониализма, которая со временем приобретает форму нацизма. Все это – вместо реального христианства, где все равны перед Богом.
– И это, так сказать, цивилизованное язычество?
– Да. В жертву приносят не себя ради ближнего, а наоборот: ближнего приносят в жертву ради себя. Кидают его на алтарь, как Каин Авеля. Безусловно, это новое язычество. Для которого, говоря словами философа Рене Жирара, характерно «сакральное насилие» – то есть метафизическое оправдание использования своего ближнего как ресурса. Вот в этом, если хотите, первородный грех секуляризма. Этот грех можно заговорить идеологией, можно замаскировать цифрами, но от этого он не перестает быть грехом. Единственный способ забыть об этом – это разучиться думать и отучить думать других: например, лишив их полноценного образования и воспитания.