Прямой наследник
Шрифт:
Голтяй хмыкнул, но промолчал.
— Ты же, Юрий Патрикеич, не в обиду сказано, как на Марии на Васильевне женился, так многих московских бояр заехал и тебе попомнят, стоит о литвинке заикнуться.
— Я Гедиминов правнук!
— И то попомнят. Дескать, за своих волишь.
С точки зрения династической, это да, хорошо бы со Свидригайлой породниться. Союзная Литва и ты ды. Но — Свидригайло за Юрия Дмитриевича, моего родного дядю и противника. И про литвинок Добрынский верно говорит, не тот сейчас момент. А больше из серьезных вариантов только Тверское княжество и остается, да оно с Москвой уже лет сто в контрах.
Ы-ы-ы-эх! рубанул я с седла направо выставленный Волком прутняк. Ы-эх! налево! И еще раз направо! И налево! Сабелькой вертеть тут надобно уметь, князь хоть и великий, а в первую голову воин и главнокомандующий, все прочее нанизывается. Вон, в Новгороде торговые мужики управление все под себя забрали, князей приглашают в наем, с дружиной, чисто на военные функции. Может, плюнуть на все и туда податься? В финансисты, а? Всю Ганзу под себя подмять... Не, во-первых, засмеют — как же, князь в торгаши подался, невместно! А во-вторых, зарежут или отравят, потому как неизвестно еще, что страшнее, претендент на престол или претендент на чужие деньги.
Почти час мы топтали поле, съезжались и разъезжались воинским порядком, рубали воображаемого противника, но пришла пора возвращаться, сегодня еще свадебный чин утверждать. Легкой рысью, чтобы дать коням отдохнуть от скачки, мы вернулись на посад с Кучкова поля и проехали через Торг до Зарядья, дабы вернуться через Тимофеевские ворота.
В устье Великой улицы сновали лоточники и зазывно кричали сидельцы в лавках, стояло несколько саней с мороженой рыбой.
— Князь! Князь! — снова прошелестело по толпе, народ потащил шапки, малахаи и колпаки с голов, кланяясь нашей небольшой кавалькаде.
У лавочки размером чуть больше письменного стола я соскочил с коня и подошел под навес. На прилавке лежали несколько ножей, кованые гвозди, топор, дюжина подков и другой нехитрый кузнечный товар. Все выглядело крепко, но неказисто, я взял топор, вытащил из ножен булатный кинжал и проверил. Мда, говно железо, мягкое. И гвозди, и ножи тоже. Если и оружие из такого...
— Спаси бог, добрый человек.
— Благодарствую, княже, — поклонился сиделец.
Небогато, что скажешь. Бедненько, но чистенько. Правда, чистенько в основном благодаря свежему снегу. С железом чего бы придумать? Мало его и хреновое, а без железа никуда. Курскую аномалию я помню, но поди ее достань — она под татарами сейчас, и на какой глубине там руда, бог весть. Ладно, мозги проветрились, пора домой, можно шагом, раз кони пообсохли.
Снова полезли мысли о предстоящей свадьбе — а и то, чем тут еще голову занимать? Ни смартфонов, ни телевизоров, газет — и тех нету, и еще лет триста не будет. Вот и остаются бесконечные церковные службы, да думать-передумывать одно и то же по десять раз.
Одно счастье — женитьбами моими занимались обе маман. И у обеих на первом месте не счастье детей, а карьерный интерес. Или государственный, как в последнем случае. И здешняя маман все эти расклады знала куда как лучше меня. Эвон, как боярина Всеволожа через хрен кинула! Уж на что хитрый да
И ведь хорошо шел — одну дочь за князя Андрея Радонежского выдал, вторую аж за Юрия Тверского, а вот с третьей облом вышел. Нет, поначалу-то маман ему авансы давала, что вот-вот, посадим Васеньку на великий стол и сразу же. А он и купился — тогда, в Орде, перед царем Махаметом, ух каким соловьем разливался! Вывернул так, что меня в великие князья определили, а дядьку моего отодвинули. Правда, хан присудил дядьке в качестве компенсации Дмитров, но только хрена там, не отдали. Мы тут на Москве такие — коли что в лапы попало, так обратно и клещами не вырвешь.
Ну а как дело сделалось — оказанная услуга ничего не стоит, и маман Всеволожу от ворот поворот дала. Потому как великому князю на боярышне жениться — умаление чести. Боярин от такого афронта разобиделся — да со все чады, домочадцы и холопи отъехал к дядьке Юрию, чей сын женился на его внучке, дочери Андрея Радонежского.
Ф-фух... Вспотеть можно, пока все эти родословные выучишь, кто кому сват, брат и кум. Элитка-то маленькая, все давно переженились, все друг другу родственники-свойственники. Короче, кандидатками в невесты остаются только княжны из удельных. И тут другая засада — уделов у нас как грязи, иной за полдня обскакать можно.
Ржанул конь Волка, почуяв близкое стойло, зафыркали остальные и выбили меня из мыслей. Я вдохнул морозный воздух... гарь???
Поднявшись на стременах, начал вертеть головой — где? Год назад настрого запретил открытый огонь! Ни на подворях, ни в ремеслах — деревянный же город, сколько раз сгорал нахрен!
Дымом тянуло из подворья Юрия Патрикеевича.
— За мной!
Сторожа на воротах, звероватого вида мужики с дубьем, замешкались, не зная, что делать. Но их отрезвил грозный рык Волка «Шапки долой!», и они с видимым облегчением поклонились. Мы ввалились в ворота, слегка пригнувшись под перекладиной. В углу двора кухонный мужик жег всякий мусор в небольшой яме.
— Ааа, падла! — огрел я его плеткой с размаха.
Мужик вскинул руки над головой, заблажил, а я вертелся вокруг на коне и лупил, лупил, лупил... Вдруг дошло, что тулуп этого гада плетка не прошибает, тут меня просто черное бешенство накрыло, и я потащил из ножен саблю.
От смертоубийства уберег Волк — соскочил с седла и без затей врезал мужику кулачищем в морду, да так, что тот покачнулся и сел на задницу. Стремянной пару раз добавил ему по голове сверху, смерд икнул и завалился на снег.
— Поехали, княже, бояре ждут, — тихо потянул Волк за рукав, глядя в мои побелевшие глаза.
Дворовые тем временем, опасливо косясь, заливали и засыпали костерок.
— Увижу еще раз — на воротах повешу!!! — проорал я напоследок.
Тронули шагом, успокаиваясь. Но близ Благовещенского собора снова екнуло сердце — ударила молотом в колокол фигура на часах. Да, куранты в Кремле, оказывается, появились куда раньше Спасской башни, трудами ныне покойного Лазаря Серба[i]. Вот почему такая несправедливость??? Лазарь не дожил, а как сейчас хороший механик нужен! А вместо него — полгорода дураков «да ничо не сдеется», «костерок-то махонький», «батька мой жог и я жгу», ссука. А потом клянчат — княже, погорельцы мы, дай копеечку...