Пряничный домик Агнешки Кравчик
Шрифт:
До конца святок Катаржина просидела в усадьбе, слушая бесконечные разговоры отца, обзванивающего подруг и дальних родственников бабушки в попытке понять, куда могла подеваться пани Агнешка, а как выздоровела, родители засобирались домой.
Началась учеба, и мысли о том, какой странный и волнующий сон она видела на Рождество, стали посещать Касю все реже. А потом и вовсе отзывались лишь эхом некоего беспокойства, сжимающего сердце в противоречивых чувствах: страха, что пугающий лес вновь ворвется в ее сны, и сожаления, что прекрасного незнакомца на самом деле не существует.
Наследство пропавшей бабушки позволило родителям
Но заболела тетушка Ядвига, и семейству Кравчик пришлось вновь наведаться в старую усадьбу, где кузина бабушки последние годы и проживала. Она следила за хозяйством и слала регулярные отчеты племяннику, который нехотя просматривал их, не желая воспоминаниями бередить душевные раны. Призыв больной родственницы заставил отложить очередную поездку на юг и отправиться на Рождество туда, где во флигеле стоял пряничный домик - последний бабушкин подарок.
– Кася! Какой же ты красавицей стала!
– всплеснула руками тетушка Ядя, когда Катаржина вошла в комнату больной.
Совсем седая, сухонькая старушка сидела на кровати, обложенная кучей пуховых подушек. Кася непроизвольно сравнила ее с бывшей хозяйкой спальни. Бабушка хотя и была на пару лет младше своей кузины, запомнилась статной и красивой женщиной. «Интересно, какая она сейчас?» - подумалось Касе, и забытая обида вновь ударила тугой волной боли.
– А где твоя коса?
– забеспокоилась Ядвига. Когда Катаржина наклонилась, чтобы поцеловать ее в морщинистую щеку, густо пахнуло сердечными лекарствами.
– Не жалко, что отрезала?
– Нет, так легче, - девушка, распрямившись, тряхнула головой. Гладкие как шелк волосы скользнули по плечам. Как объяснить, что косу с той ночи она не заплетает? Сон сном, но голубая ленточка так и не нашлась, как и не появилось вразумительное объяснение тому, почему Кася забыла, что выходила ночью под дождь. Романтическое настроение, навеянное незнакомцем, очень быстро растаяло, а вот страх, что с ним связаны потусторонние силы, получившие волю на святки, остался. Этот страх в мыслях Каси неведомым образом связался с потерянной ленточкой, и девушка отрезала косу, чтобы странный сон (не дай божья матерь, явь!) не повторился. Воспоминания несли одновременно и необъяснимый ужас, и желание увидеть прекрасное лицо вновь. Многим, кто изведал запретное наслаждение, знакомо это чувство.
Вигилия (7) проходила тихо. Родители, да и все немногочисленные гости, собравшиеся в усадьбе, вели себя сдержано, говорили негромко, почти не смеялись. Ни о каких святочных гаданиях и речи не шло. Следовали многовековым традициям (8) по привычке, без былого воодушевления, мысленно оправдывая себя тем, что в доме находится больной человек, хотя каждый знал, что виной тому события трехгодичной давности, наложившие на праздник невеселый отпечаток.
Стены дома душили Касю, ей хотелось бежать на улицу, чтобы глотнуть морозного воздуха, но удрученный взгляд папы останавливал. «Ему тоже тяжело. Мы - семья и должны держаться вместе».
В полночь все повернули голову в сторону Каси, которая громко вскрикнула. Ее пальцы держали длинную зеленую травинку, хотя девушка вовсе не помнила, когда успела вытащить ее из-под скатерти.
– Год будет хорошим, - мама успокаивающее погладила дочь по плечу.
– И ты встретишь замечательного парня.
Кася в панике отбросила травинку, но пани Ядвига рассудила ее жест иначе.
– Магда, отпусти дочку, - тетушка Ядя, как самая старшая родственница, расположилась во главе стола.
– Пусть встретится с подружками, поколядует, поворожит. Когда еще получится побывать в деревне на Рождество?
– И более ворчливо, со слышимым упреком добавила: - Все по заграницам шастаете.
После радостных приветствий повзрослевших подруг, взаимного разглядывания, охов и ахов по поводу перемен во внешности, сообщений о замужестве и рождении первенцев, настроение у Каси заметно улучшилось. Переодевание в старинные костюмы, которые бережно хранились в доме Шиманьских, рьяно следующих национальным обычаям, и вовсе сделало сборы шумными и веселыми.
Огромные сундуки явили нижние рубахи, расшитые руками прабабушек, домотканые полосатые юбки, шерстяные жилеты со шнуровкой впереди, пахнущие нафталином полушубки и кафтаны, и к всеобщей радости - карнавальные колпаки и маски. Катаржине достались крылья ангела и сверкающий нимб, который особым образом крепился к голове.
Правда, нести шест с огромной шестиконечной звездой, который ей сунула в руки Марыся Шиманьска, Кася не смогла - слишком уж тяжелым оказался непременный атрибут ватаги ряженых. Его перехватил один из парней, присоединившихся к девушкам на улице. Кто из давних Касиных знакомых скрывался под масками козла, пастуха, медведя или царя Ирода, невозможно было определить даже по голосу. За три года бывшие мальчишки превратились в мужчин, которые при каждом удобном случае норовили «по-дружески» обнять или даже расцеловать. Ангелы, цыганки и пастушки визжали и слабо отбивались.
Уже затемно девушки, довольные богатым сбором сладостей, вернулись назад. Напившись с мороза горячего узвара, отсмеявшись до боли в щеках, принялись за ворожбу. Поджигали смятый лист бумаги и рассматривали тень от пепла на стене, бросали золотую цепочку, мечтая, чтобы она свернулась бантом - точной приметой скорой свадьбы, а потом добрались и до более «точных» гаданий, что непременно ответят на важные девичьи вопросы о суженом-ряженом.
– Касюня! Тебе в новом году замуж выходить!
Подруги обнимали Катаржину, которая с недоверием смотрела на соломинку, что «добралась» до порога по всем правилам гадания. Каждая ворожея отмеряла расстояние до двери своей соломинкой, и только у Каси она уткнулась острым кончиком в порог. Остальные соломинки либо не дотянули, либо перемахнули его.
– Все за ворота, бросаем башмаки!
– потянув за руку, Марыся вывела Катаржину из ступора.
– Поглядим-посмотрим, с какой стороны к Касюне суженый придет!
Касин сапог, неловко крутанувшись, закопался носом в снег вместо того, чтобы показать в ту сторону, откуда придет жених, или, на худой конец, на порог дома, что однозначно говорило бы - замужества гадальщице не видать.
– И как это понимать? Каблуком вверх лег! Из-под земли, что ли, жених за Каськой явится? Пусть бросит заново! Ой, так нельзя! Перегадывание не считается!
– неслось со всех сторон, пока Кася смахивала пушистыми рукавицами непрошеные слезы.