Прыжок через пропасть
Шрифт:
— Садись, боярин, — предложил Дражко после поклона. Он специально этого поклона дождался, чтобы соблюсти честь князя и соправителя. Сейчас это казалось особо необходимым. — Садись, и поговорим по душам.
— Души у нас с тобой, княже, одинаковы, а чин разный. Потому я и постою.
Василий явно не стремился к сближению, держал дистанцию, не зная, чего ждать от князя.
«К сближению его надо принудить», — решил воевода сразу же. И сразу же начал говорить крепким голосом, агрессивным тоном.
— Сколько в Дании христианских церквей? — спросил сразу.
— Нешто, конунг Готфрид крещение принял? — удивился боярин. Иносказательно говорит. Себе цену знает. И королем Готфрида величать не желает. Унижает данов намеренно, с отчаянием.
Но и это должно на свою пользу обернуть.
— Нет, Готфрид не принял и не примет крещения, — ответил Дражко жестко.
— Тогда только одна, как и была, — что греки-купцы для своих нужд построили.
— А вам кто строил?
— Нешто нам греки нужны? Мы сами…
— А землю кто дал?
— Под церкву?
— Под церкву.
— Князь Годослав милость проявил.
— А что будет с вашей церквой, ежели Готфрид Рарог возьмет?
Василий пожал широкими плечами.
— То одному Господу ведомо… Его пути неисповедимы…
— Мне тоже ведомо. И еще мне ведомо, что не только церковь под разбой будет отдана. И дома ваши тоже. И еще мне ведомо, что не успеют даны подойти к стенам, как ваши дома свои же бояре грабить начнут.
— Нешто посмеют?
— Посмеют. Еще с каким удовольствием посмеют…
Василий не удивился, хотя и говорил вопросительно. Он сам хорошо знал, что так все и будет. Потому и пришел в доспехе. И спит, наверное, в нем же.
— Как быть, не спрашиваешь?
— Подскажи, воевода, нам, неумным.
— Спасение для вас только одно — в сохранении княжеской власти. Я отправляюсь данам навстречу. С малой дружиной, и, должно, не вернусь сюда… До прихода Годослава Дворец Сокола охранить след. Княгине Рогнельде нужны ваши дружины. Всех троих прошу… И приказываю… Занять пока только правое крыло Дворца. А пойдут на штурм бояре — занять все стены и окна и охранить, что бы ни случилось. Костьми лечь, но защитить, до приезда Годослава.
Боярин был в большом сомнении. Не стремился ответить сразу.
Дражко добавил:
— А коли будете по домам сидеть, князю некуда будет возвращаться. И кара его на вас тоже обрушится, если раньше вас даны со своими же боярами не покарают.
— Когда Годослава ждать? — спросил Василий хмуро.
— Как только Карл Каролинг соберет для него дружину. У боярина широко раскрылись глаза.
— Годослав договорился с франками?
— Годослав договорился с франками.
— Моя дружина, княже, будет здесь через час, — сказал Василий просто, будто и не сомневался. — Думаю, другие тож пришлют…
Василий ушел, а Дражко посмотрел на Рогнельду. Она слушала внимательно. В глазах застыла мысль, словно сказать что-то рвалась, но не сказала, а сам Дражко так и не понял, что у княгини на уме.
— Терпеть придется, княгинюшка… — только и нашелся, что сказать.
— А ты как? — без внешнего интереса спросила она.
— Мне один путь — данам навстречу.
— А дружина?
— Сколько есть… То есть дружины нет… Пойду с теми, кто есть… Сейчас у Дворца соберутся те, кто со мной пойдет…
— На погибель… — прокомментировала Рогнельда и тихо, но быстро вышла.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Ставр не долго оставался в рыцарском палаточном городке, откровенно не найдя себе серьезного занятия рядом со Стенингом. Взяв себе в помощники верного и сообразительного, хотя и глуповатого Барабаша, никому не сообщив, куда идет, он отправился по своим делам. Но предварительно расставил посты вокруг палатки рыцаря и приказал никого к нему не подпускать, за исключением соседей — эделинга Аббио или его людей. Командовать охраной оставил молодого пращника Люта, так прекрасно себя показавшего в утреннем меле и накануне, когда спас от разбойников Аббио.
Пращника было решено присоединить к охране в последний момент одиннадцатым членом группы. Так посоветовал Аббио, потому что Лют знал нападавших на эделинга данов в лицо. По крайней мере видел их однажды. И хотя четверых из пятерки бандитов уже нет в живых, у последнего есть характерная примета — перевязанная голова, которая может быть скрыта шлемом или подшлемником. Тогда опознать его может только пращник.
Лют, получив от Ставра инструкции, проверил посты еще раз, прикинул, как можно подкрасться к палатке и подслушать там разговоры, и слегка переместил людей, исходя из своего опыта. Сам же с двумя разведчиками устроился у костра напротив входа. Но так, чтобы не терять из поля зрения другие палатки и, в первую очередь, заметный шатер герцога Трафальбрасса — героя дня. И оказалось, что занял он это место не напрасно. Человек в кожаном подшлемнике дважды заходил в шатер герцога и дважды выходил из него, пока не уселся возле большого костра против распахнутого полога. Лют присмотрелся. Затылок показался ему знакомым. Чтобы убедиться, пращнику пришлось дважды прогуляться мимо. Да, сомнений быть не могло. Пусть и мельком видел он это лицо, когда воин лежал с закрытыми глазами на спине, раскинув в стороны руки, но Лют узнал точно. Цепкая память разведчика никогда не подводила.
Во время последней из этих прогулок пращник встретился и с самим хозяином шатра. Сигурд сразу после окончания меле стал уже настоящим герцогом Трафальбрассом. Он ходил по лагерю в сопровождении пары своих оруженосцев важный, в блистающих, украшенных золотой насечкой доспехах, соответствующих его положению, а не в тех простых, как у обычного викинга, которыми он нарочито хотел оскорбить противников-франков. И цели достиг. Рыцари-саксы, а особенно их оруженосцы и слуги, смотрели на Сигурда с восхищением, хвостом ходили за вельможей по всему лагерю, а он специально часто показывался между неровными рядами палаточного городка, чтобы насладиться моментом. Тщеславие его полыхало ярким пламенем, заставляя улыбаться и демонстрировать простецкое добродушие ко всем, и герцог получал от этого великое и настоящее удовольствие. Недолго думая, Лют присоединился к большой свите Сигурда, чтобы послушать разговоры и иметь возможность быть в курсе событий, происходящих в лагере и вокруг него.
Итоги меле обсуждали у каждого костра. Рыцари, наблюдавшие за меле с берфруа, считали, что они сами смогли бы принести в общей схватке больше пользы, чем другие, которых выставили в ристалище. Недовольны были и ратниками.
— Было бы у нас время, чтобы лучших бойцов собрать, франкам не поздоровилось бы… А так… Что под рукой оказалось… Разве это войско…
Говорившего дружно поддерживали:
— Оно конечно… По стране бойцов-то хватило б…
— Франки своих лучших поставили. А у нас — откуда ни взять, — что под руку попадется.