Прыжок в неизвестное
Шрифт:
Возвратилась она только через пять минут. Но лицо у нее совсем раскраснелось от волнения и радости.
– Все сошло превосходно. Сначала он хотел непременно получить дневник, сказал, что без него нельзя обойтись. Он, знаешь ли, очень за мною ухаживает, и ему бы хотелось знать, нет ли в дневнике чего-нибудь про него. Вот почему он этого добивался. Но я его уговорила. В восемь часов, когда он придет с работы, он отдаст мне ключ.
– Только в восемь часов?
– Да, в восемь. Раньше невозможно. До этого времени придется подождать. Но знаешь ли что? Сиди дома, запрись и никого к себе не пускай. А в восемь часов я приду к тебе с ключом. Ты должен сам открыть мне дверь, когда я позвоню. Увидит меня кто-нибудь?
–
– Ты будешь один? Ты ведь с кем-то вместе снимаешь комнату?
– С Микшем. Он по вечерам уходит на службу.
– Мне интересно, как выглядит твоя комната. Я еще никогда не бывала у тебя. Наверное, беспорядок страшный. Я у тебя приберу. Прежде, когда ты у нас жил, я у тебя частенько приводила в порядок письменный стол. Теперь иди домой и жди меня. Тебе нельзя ходить по улицам! Иначе ты выдашь себя. Обещай мне сидеть дома, Стани!
Но голова у Станислава Дембы занята была одной только мыслью: устранить соперника посредством денег. Это лишало его и ума, и осторожности.
– Это невозможно, - сказал он.
– Домой мне теперь нельзя идти. Микш еще дома. Он уйдет только вечером. Да и дела у меня есть, я ведь говорил тебе. Я должен раздобыть деньги.
– Для Сони. Я знаю, - сказала Стеффи и кивнула головою.
Демба хитроумно надел шляпу на голову причудливо равномерным движением обеих рук, напоминавшим одну из фигур на стенной росписи египетских царских гробниц. Затем он встал.
– Стани!
– сказала Стеффи Прокоп.
– Стани, тебе все-таки следовало бы где-нибудь запереться и не показываться никому. Послушайся же меня. Тебе грозит такая опасность...
Она умолкла. На диване старик Прокоп шевельнулся. Оба насторожили слух.
– Слышал он что-нибудь?
– прошептал Демба.
– Нет, - шепнула в ответ Стеффи.
– Он не просыпался. Стани, послушайся меня. Если кто-нибудь увидит, что ты...
– Дитя мое, это как раз меня и соблазняет, - сказал Демба заглушенным голосом.
– Видишь ли ты, с этими наручниками я стою в стороне от мира. Противостою совсем один миллионам других людей. Всякий, кто только на миг заметит мои скованные руки, становится с того же мгновения моим врагом, пусть бы он до этого был миролюбивейшим человеком на свете. Он не спрашивает, кто я такой, не спрашивает, что я сделал, он охотится за мною, и если бы на улице вдруг появился вепрь, или лисица, или серна, то и тогда охота не могла бы стать такой безжалостной и свирепой, как в том случае, когда бы у меня свалилась на землю накидка и открыла мои руки.
– Вот видишь, - сказала Сгеффи, - это я и хотела сказать.
– Но это меня манит, Стеффи. Это привлекает меня. Я спокойно и уверенно расхаживаю среди миллионов врагов, которые не узнают меня, и смеюсь над ними. Сегодня утром я мог бы еще, пожалуй, выдать себя. Тогда я был новичком. Но теперь... Ты не можешь себе представить, какой у меня уже навык в том, чтобы не показывать рук. Мне почти жаль, что эта комедия продлится только до вечера. Сегодня вечером в восемь, не правда ли? А теперь будь здорова.
Стеффи проводила его до дверей.
– Куда же ты теперь?
– спросила она.
– Примусь за работу!
– сказал Демба и начал спускаться по лестнице.
Глава XI
Фрау Гирш, супруга присяжного поверенного, живущего на Эслинггассе, вошла, немного запыхавшись, в кабинет мужа. Она тотчас же опустилась в кожаное кресло, предназначенное для клиентов и стоявшее возле письменного стола адвоката, астматически перевела дыхание и протянула мужу несколько кредитных билетов.
– Скажи, Роберт, что мне делать с этими восемьюдесятью кронами?
– Передо мною как раз постановление о продаже с молотка виллы "Эльфида" в Нойвальдегге. Двенадцать комнат, службы, гараж, дивный парк, в двух минутах пути от трамвая... Поезжай и прими участие в торгах.
– Нет, не шутя, я нахожусь
– Жалованье за месяц? Разве сегодня первое число?
– Нет, но он уже сегодня попросил жалованье.
– И не хочет его взять? Адвокат стряхнул пепел с сигары.
– Да, не хочет. Послушай, что произошло. Четверть часа тому назад раздается звонок, и входит Анна: "Сударыня, это господин Демба". Я удивлена и думаю: "Что ему понадобилось теперь, в два часа дня? Мальчики ведь до четырех в гимназии, он это знает". Я как раз принимала счет у кухарки и велела ему сказать, чтобы он подождал немного в гостиной, что я сейчас приду. Пусть посидит. Разделавшись с кухаркою, иду в гостиную.
Фрау Гирш приостановилась, чтобы передохнуть, испустив легкий вздох, который должен был выразить, как ее донимают повседневные заботы. Затем она продолжала:
– Когда я вошла, он вскочил, и вид у него был совершенно такой же, как у горничной, когда я застаю ее над сахарницей. Ты ведь знаешь: Анна, вообще говоря, молодчина, но сахар - ее слабость. Так вот, у Дембы тоже был такой вид, как будто он сделал что-то недозволенное. Он был совершенно растерян. Я говорю ему: "Сидите, сидите, господин Демба!" И думаю: почему он так смутился? Мне и в голову не могла прийти сигара.
– Какая сигара?
– спросил адвокат.
– Погоди. Сейчас услышишь. Он садится, и я его спрашиваю: "Ну, господин Демба? Что у вас нового?" Он говорит: "Сударыня, я хотел вам только сообщить, что должен уехать на две недели".
– "Ах, это очень неприятно, - говорю я, - посреди учебного года. И перед педагогическим советом. Разве вы Георгу не будете нужны? Какие же у вас срочные дела?" "Важные семейные обстоятельства, - говорит он, - и Георгу в течение ближайших двух недель не понадобится моей помощи, а Эриху - и подавно. Они по всем предметам идут хорошо, а по математике, в которой Георг немного слаб, только через месяц предстоит письменная работа".
– "В таком случае, пожалуйста, - говорю я.
– Если вы думаете, что мальчикам не понадобитесь, то... Впрочем, вы можете ведь прислать мне товарища, который бы вас временно заменил".
– "Этого не потребуется, - отвечает он, - но я хотел бы попросить вас, сударыня"... Коротко говоря, просьба его в том, чтобы я уже сегодня заплатила ему жалованье за месяц. Ты знаешь, я не люблю платить вперед репетитору, но все-таки я сказала: "Конечно, пожалуйста", - потому что ему ведь нужны деньги на дорогу. Беру свою сумочку и достаю восемьдесят крон. Собственно говоря, ему следует меньше, потому что я не должна бы считать то время, в течение которого он будет отсутствовать. Но я подумала: Георга он натаскал по математике, у мальчика нет ни одной дурной отметки с тех пор, как Демба дает ему уроки, а у этого человека каждый грош на счету, так не стану же я высчитывать несколько гульденов. Ведь я права?
– Разумеется, детка, - сказал адвокат.
– Ну вот, достаю я из сумочки восемьдесят крон и в этот миг чувствую вдруг запах чего-то горелого, оглядываюсь и спрашиваю Дембу: "Господин Демба, вы не чувствуете здесь какого-то запаха?" Он принюхивается и говорит: "Нет, сударыня, ничего не чувствую".
– "Но в комнате что-то горит", - говорю я и в это мгновение замечаю уже дым и дыру, которую он прожег себе в накидке. Он закурил сигару, пока ждал меня, и быстро спрятал ее под накидку, когда услышал мои шаги, почему - не знаю. Сначала я думала, что он взял одну из твоих Виргинии из ящика с сигарами, - ты ведь всегда оставляешь его в комнате открытым, Роберт. Я тебе сто раз говорила: не оставляй его на столе - у Анны есть пожарный, и когда она с ним вечером уходит из дому, то, наверное, всякий раз берет на дорогу несколько штук. Но ведь тебе ничего не втолкуешь. Ведь я права?