Пржевальский
Шрифт:
Пржевальский тщательно подобрал приборы для научных работ экспедиции: два хронометра и «универсальный инструмент» — для астрономического определения широты важнейших пунктов по полуденной высоте солнца, три бусоли для съемки, несколько компасов, гипсометр — вычислять высоту места над уровнем моря, психрометр — измерять влажность воздуха, барометр, шесть термометров. Путешественники везли с собой пинцеты и ножи для препарирования зверей и птиц, несколько пудов пакли и ваты — набивать чучела, стеклянные банки с притертыми пробками, чтобы сохранять в спирту пресмыкающихся и рыб, полторы тысячи листов пропускной бумаги
В Зайсане экспедиция провела три недели. Ежедневно все ее участники занимались практической стрельбой. «Уменье хорошо стрелять, — говорит Пржевальский, — стояло вопросом первостепенной важности — это была гарантия нашей безопасности в глубине азиатских пустынь».
У зайсанских киргизов Пржевальский подыскал и купил 35 превосходных верблюдов. Из них 23 предназначались под вьюки, 8 — «под верх» казакам, остальные 4 шли как запасные. Для себя, двух своих помощников, препаратора и переводчика Пржевальский купил 5 верховых лошадей.
21 марта 1879 года, на восходе солнца, караван был готов к выступлению. Длинной вереницей вытянулись по дороге завьюченные верблюды. Они были разделены на три эшелона, а в каждом эшелоне привязаны один к другому. Каждый эшелон сопровождали верхом на верблюдах два казака. Один вел на поводу переднего вьючного верблюда, другой подгонял заднего. Впереди всего каравана ехал Пржевальский с прапорщиком Эклоном, проводником и одним из казаков. Прапорщик Роборовский, переводчик Юсупов, препаратор Коломейцев и остальные казаки составляли арьергард.
Здесь же, под присмотром казака, то шагом, то рысью, двигалось небольшое стадо баранов, предназначенных для еды. И, наконец, позади бежало несколько собак, отправлявшихся в экспедицию «волонтерами», по выражению Пржевальского.
Началось путешествие.
ДИКАЯ ЛОШАДЬ ПРЖЕВАЛЬСКОГО
В 1871 году в свой научный поход по Центральной Азии Пржевальский отправлялся с востока — из Пекина. Путь его в Тибет лежал тогда через юго-восточную окраину великой центрально-азиатской пустыни. Теперь, через восемь лет, путешественник вступал в Гоби с северо-запада, и его путь в Тибет лежал через северо-западную — джунгарскую — окраину Гоби.
И вот караван — в Джунгарской пустыне.
Ночь. Белеют в темноте две палатки. В одной отдыхают казаки, в другой — Пржевальский, его помощники и препаратор. Путешественники спят, положив рядом с собой оружие. Между палатками лежат вьюки. В стороне уложены верблюды, привязаны бараны, заарканены верховые лошади. Изредка всхрапывает лошадь, тяжело вздыхает во сне верблюд, бредит спящий человек. Да от времени до времени дежурный казак встает и обходит стоянку.
Забрезжила заря. Дежурный казак вешает на железный треножник термометр для измерения температуры при восходе солнца. Потом он разводит огонь и варит чай. Утро прохладное. Путешественники встают, согреваются чаем, прячут в карман на дорогу оставшуюся с вечера лепешку или кусок вареной баранины и принимаются складывать палатки, убирать вещи во вьюки и ящики, седлать лошадей, вьючить верблюдов.
Надев на себя оружие, офицеры садятся на лошадей, казаки на верблюдов. Караван выстраивается и трогается в путь…
Обычный переход от бивуака к бивуаку 6–7 часов. За это время проходили в среднем около 25 километров. Путешественники то ехали шагом, то шли пешком, собирали растения, стреляли зверей и птиц. Роборовский делал путевые зарисовки. Николай Михайлович часто слезал с лошади, брал в руки бусоль и производил съемку. Все, что заслуживало внимания, Николай Михайлович сейчас же заносил в небольшую записную книжку, которую постоянно носил в кармане.
К концу перехода все чувствовали себя усталыми, разговоры смолкали, верблюды и лошади шагали медленно, через силу. Но вот вдали показался колодец. Люди приободрялись, быстрее шли караванные животные, собаки бегом бросались к воде.
Придя к колодцу, прежде всего укладывали и развьючивали верблюдов. Всех караванных животных связывали, чтобы дать им отдохнуть перед покормкой. Потом разбивали палатки и покрывали их сверху войлоками для защиты от палящих лучей солнца.
В палатки вносили оружие, постель, ящики с инструментами и дневниками. Раскладывали для просушки собранные растения и препарированных птиц. Повар-казак разводил огонь, варил чай и поджаривал дзамбу с бараньим салом.
Утолив жажду и голод, все принимались за дело. Казаки собирали аргал, обдирали зарезанного на обед барана, расседлывали, поили и пускали на покормку верблюдов и лошадей.
В палатке Пржевальского шла напряженная работа. Сам Николай Михайлович переносил на чистый планшет [42] сделанную во время перехода съемку и по кратким черновым заметкам в записной книжке составлял подробную запись в путевом дневнике. Эхлон и Коломейцев препарировали убитых дорогою птиц. Роборовский рисовал.
42
Дощечка с наклеенной на нее бумагой, на которую наносится план местности при съемке (самый план, полученный при съемке, также называется «планшетом»).
«Один из моих спутников нарисовал карандашом уже 70 картин, — писал Пржевальский из экспедиции в Россию. — Так что будущая моя книга будет иллюстрированною…»
Тем временем поcпевал обед, обычно — одно единственное блюдо, чаще всего — суп из баранины с просом или рисом. Каждый день путешественники уничтожали целого барана. Иногда стол разнообразила дичь, добытая удачной охотой — фазаны, гуси, утки, куропатки.
Любопытство приводило к бивуаку монголов, кочевавших в окрестностях. На вопрос: зачем они пришли? монголы обыкновенно отвечали путешественникам: «посмотреть на вас». Казаки охотно угощали их бараниной. За обедом у казаков, которые, живя в Забайкалье, по соседству с Монголией, почти все говорили по-монгольски, завязывались с кочевниками длинные беседы.
После обеда Николай Михайлович со своими помощниками отправлялся на охоту, в натуралистические и географические экскурсии. Возвратясь к стоянке перед закатом, путешественники укладывали в бумагу собранные растения, клали в спирт пойманных ящериц и змей, обдирали убитых птиц.
Работы было вдоволь для всех. Казаки чинили одежду и обувь, седла и вьючные принадлежности, подковывали лошадей, подшивали охромевшему верблюду к протертой подошве заплату — кусок толстой шкуры. «Операция эта весьма мучительна, — рассказывает Пржевальский. — Зато верблюд скоро перестает хромать и попрежнему несет вьюк…»