Психоаналитик. Шкатулка Пандоры
Шрифт:
За три минуты до начала сеанса Анна позвонила на мобильный.
— Я дико извиняюсь, Михаил, — Михаила всегда интересовало, как это можно извиняться «дико», — но нельзя ли нам перенести сегодняшний сеанс на вечер? Я сознаю, что сейчас вы уже никого не сможете пригласить вместо меня, и готова оплатить ваш простой, ведь он произошел по моей вине…
Предложение понравилось Михаилу. Приятно иметь дело с понимающими людьми. А то некоторые пациенты могут позвонить минут через пять-десять после времени начала сеанса, сообщить, что они не смогут сегодня прийти, и не сказать ни слова об оплате за профуканное по их вине время.
— Никакого простоя
— Вполне! — сказала Анна и отключилась.
Назвался груздем — полезай в кузов. За час Михаил успел дописать статью, посвященную проблемам психологии принятия решений, для научно-популярного психологического журнала (больше, конечно, популярного, чем научного). Платили за статьи немного, но Михаил писал их не ради денег (нельзя же, в конце концов, мерить все на деньги), а для собственного удовольствия. Надо же иногда и умом блеснуть, тем более что каждая статья — это своего рода реклама. Прочитает человек под понравившейся статьей: «Оболенский Михаил Александрович, кандидат психологических наук, практикующий психоаналитик, консультант ГНЦССП им В. П. Сербского» и с помощью сетевых поисковиков, если понадобится, в два счета найдет Михаила.
Анна дисциплинированно пришла за четверть часа до начала сеанса и ждала в приемной, пока Михаил освободится. Сегодня она надела приталенный черный сарафан с оборками и босоножки на высоченной шпильке, отчего ростом сравнялась с Михаилом, в котором было росту метр девяносто без двух сантиметров. Два аршина и десять вершков, если считать по старинке, а точнее просто десять вершков, потому что два аршина обычно опускались.
Как и положено людям культурным, начали с взаимных извинений, хотя можно было обойтись и без них. Анна извинялась за перенос сеанса и уход с прошлого без оплаты, Михаил — за поведение своей бывшей жены.
— Мне не хотелось бы, чтобы от нашего общения у вас оставался неприятный осадок, — сказал он в ходе разговора.
— А оставить приятный вам бы хотелось? — Анна улыбнулась и поиграла бровями, давая понять, что вопрос выходит за деловые рамки.
— Очень! — улыбнулся в ответ Михаил.
— Тогда окажите мне небольшую любезность — составьте сегодня после сеанса компанию. Посидим где-нибудь, поболтаем на отвлеченные темы. Вы такой приятный собеседник, и вообще…
Предложение пришлось Михаилу по душе, а от тона, которым было сказано «и вообще», у него учащенно забилось сердце. «В упоенье», как сказал поэт.
— Спасибо за комплимент… — начал Михаил.
— Если вы откажетесь, то я расстроюсь, — перебила Анна.
— Как же можно отказаться от такого предложения? — удивился Михаил и по взгляду Анны понял, что она не намерена ограничиваться совместными посиделками где-нибудь; продолжение непременно последует.
— Ну, вот и славно, — резюмировала Анна. — Теперь можно перейти к делу. Вот, возьмите, пожалуйста…
Из круглой сумочки-таблетки с тиснением под кожу рептилии (а может, это и была кожа какой-то рептилии) Анна достала конверт и положила его на стол.
— По примеру Тамары я решила платить авансом, — сказала она. — Должны же мы хоть в чем-то придерживаться одного и того же мнения. Здесь за шесть сеансов.
— Спасибо.
Михаил убрал конверт в верхний ящик стола, сходил в приемную, запер там дверь (это снаряд в одну воронку дважды не попадает, а Илона способна на все) и вернулся в кабинет.
Анна
— Давайте начнем, — предложил он, усаживаясь в кресло.
— Сегодня я хочу рассказать вам о самом главном, — начала Анна. — Я до последней минуты не была уверена в том, что решусь на абсолютную откровенность, но я понимаю, что иначе нельзя, иначе все теряет свой смысл. Нельзя устранить следствие, не зная ее причин. Скажите мне что-нибудь ободряющее, пожалуйста.
— Вы — умница, — сказал Михаил. — Все правильно понимаете. Не волнуйтесь, начинайте рассказывать. С каждым словом вам будет все легче и легче, вот увидите.
— Я вам так верю, как будто знаю вас очень давно, — Анна закрыла глаза. — В четырнадцать лет я пережила страшное потрясение. Меня изнасиловал муж моей матери. В прошлый раз я не сказала про то, что отец у меня был неродной… Я тогда об этом не знала, родного отца я вообще никогда не видела. Дело в том, что у моих родителей никак не получалось завести детей. Считали, что проблемы у мамы, она вроде бы лечилась, но без эффекта. Когда же стало ясно, что проблемы у ее мужа, и проблемы крупные, то есть детей от него ждать не стоит, они сначала собирались усыновить ребенка, а потом мама решила потихоньку сходить налево. Ее можно понять — так хоть наполовину родной ребенок получается, а усыновленный совсем чужой… Чужая кровь хуже родной… Маме каким-то образом удалось уладить этот вопрос с мужем, я не знаю — то ли она с его ведома сходила налево, то ли поставила его перед фактом, но это случилось… Мне всю эту историю рассказали в очень сжатом виде вскоре после изнасилования, и, честно говоря, мне тогда было не до подробностей… Не знаю, мужчинам, наверное, этого не понять, но жизнь после такого не просто становится другой, она… не могу это выразить… можно сказать — разбитая жизнь, это пошло звучит, но лучше всего передает ощущение… Ты уже не ты, твой дом уже не твой дом, твои родители — не твои родители… как будто я смотрю фильм про себя и я — это не я… После этого случая в моей жизни уже никогда не было порядка, один хаос… У меня вообще крайне неупорядоченная жизнь… А вам когда-нибудь было по-настоящему плохо?
Анна открыла глаза и посмотрела на Михаила. От ее взгляда, полного какой-то безысходной тоски, Михаилу стало не по себе. От вопроса тоже.
— Было, — сквозь подступивший к горлу комок ответил он. — Я способен понять вашу боль, Анна, потому что моя жизнь тоже однажды взяла и раскололась. И так, что не склеить, не исправить, можно только научиться жить с этим.
— Все-таки вы ее любите, — во взгляде Анны мелькнуло нечто, похожее на сочувствие. — Вы — однолюб, угадала?
— Речь не о моей бывшей жене, — сухо ответил Михаил, давая понять, что не склонен говорить на эту тему, и уже мягче спросил: — Вы хотите сделать паузу или продолжим?
— Нет, не хочу. Не хочу больше к этому возвращаться, хочу рассказать все сейчас…
Михаил не стал говорить, что возвращаться к трагедии придется еще не раз и не два. Такое сразу не преодолеть, да и получится ли преодолеть вообще, это еще бабушка надвое сказала. Работать с людьми, пережившими сексуальное насилие, очень тяжело, особенно если насильником был кто-то из близких. Криминальное насилие переносится гораздо легче, потому что оно исходит от чужих людей. Утрата же доверия к близкому человеку может стать более сильной травмой, нежели само насилие.