Психолог, или ошибка доктора Левина
Шрифт:
– Слушайте, ребята… – сказал он. – Вот нам сейчас здесь так хорошо. А ведь, возможно, кому-то в это же самое время так плохо… Ведь это же несправедливо. Да? Давайте за это выпьем. Чтобы всем было хорошо. Как нам.
Маленький Петька тоже пытался произнести тост, но как это делается, он не знал, поэтому орал просто:
– За здоровье! За всех! За нас!
Но вскоре он утихомирился, и Стокман отнес его спать.
… Довольно быстро компания поделилась на две пары, по интересам.
Стокман вдруг проникся невероятной
– Скажи, Россия – это страна или государство?
– А хуй его знает! – простодушно отвечал Петя-большой. – Россия это такое пространство. И я в нем живу. И ты в нем живешь. Какая тебе разница, Серега?
– Нет, извини! – поднимал палец Калинкин. – Извини! Если это страна, то она таких людей, как ты, должна на руках носить. А она им, понимаешь ли, разрешает жить. Понимаешь? Она разрешает… Если это государство, то где оно? Я его нигде не вижу. Что оно сделало для тебя, для твоих детей, для моего ребенка? Что оно им обещает? Опять ни хуя. А если это пространство…
Лена с Левой говорили совсем о другом, в другом углу стола, тихими и проникновенными голосами.
– Лева… Вот скажите, а этот мальчик… У него есть мама?
– Да. Есть. У него есть мама. У него очень хорошая мама.
– А почему ее тогда здесь нет?
– Знаете, Лен, это очень длинная история.
– Ох, как я люблю длинные истории!
– Лен, я сейчас немного выпил и боюсь, что история выйдет не только длинная, но и непонятная. А непонятная история – это хуже всего. Лучше вы мне расскажите – вот вы здесь живете всю зиму, и что? Не страшно? А как дети? Им же в школу надо ходить?
– Дети в городе. Мы к ним приезжаем. Ну надо же было работу сделать. За нее же деньги заплачены. Притерпелись, нам даже нравится. Изба хорошая. Здесь священник есть. У него семья. Так что мы тут не одни.
– Понятно. А по вечерам что? Телевизор?
– Ну да. А почему вы спрашиваете? Удивляетесь, что попали в такую глушь?
– Да нет. Наоборот. Примеряюсь. Сам бы хотел оказаться в такой глуши. Не знаю, может ненадолго. Или навсегда.
– Ну так за чем дело стало? Вы кто по профессии?
– Психолог.
– Вот именно психолога нам здесь и не хватает! – вдруг засмеялась она.
– Лен, давайте за вас. За вашу семью. За ваше мужество – быть женой художника.
– Спасибо. Не ожидала. Ой, как приятно встретить здесь умного человека, вы просто не представляете…
Когда вторая бутылка водки подошла к концу, пошли гулять в лес. Там было темно, страшно, но очень здорово. Стокман с Петей-болыпим орали пьяными голосами, валялись в снегу. А Лена уцепилась за Левин рукав и прошептала:
– Нет, я так больше не могу. Давайте, раскалывайтесь. А то я сгорю от любопытства. Так нельзя с женщинами обращаться. Что
– Ну… как бы вам сказать покороче. Сережа жил с мамой Петьки. А потом решил оставить его себе. Ну вот…
– Как оставить себе?
– Вот так.
– И что?
– И все… И теперь мы… убегаем.
– От нее?
– Ну да.
– Ничего не поняла. Два здоровых крепких мужика взяли ребенка и убежали из Москвы?
– Ну да.
– Нет, так не может быть. Тут что-то еще…
– Да нет тут ничего, Лен. Обыкновенная наша дурь.
– Ну ладно, ладно, не напускайте тумана…
«Какая она все-таки славная», – подумал Лева. И еще подумал, как хорошо, что природная трусость позволяет ему дружить с женщинами, разговаривать и слушать.
И слышать.
Когда вернулись в избу, замерзшего Стокмана сразу положили на русскую печку, а Лева сидел в большой комнате, за убранным столом, пил чай и слушал монотонные жалобы художника Пети на то, на се, на Союз художников, на выставкой, на дороговизну, на попов, слушал и постепенно засыпал, одним глазом следя за Леной, которая переносила из комнаты в комнату груды постельного белья и кидала на него взгляды.
Больше всего, пожалуй, поразило Леву не устройство их жизни и не то, что вполне нормальные, приличные люди живут в таких экзотических условиях, а вполне светская их манера не удивляться, не лезть в душу, сохраняя дистанцию, просто принимать гостей – любых, даже таких.
Это было странно, и с этой мыслью он засыпал, вполне довольный прожитым днем, несмотря на бегство и неопределенность их будущего.
«Даша где-то здесь», – подумал он и открыл глаза.
Было полчетвертого.
«Даша где-то здесь. Но как она нас найдет?»
В восемь утра его растолкал Петя-художник.
– Слушайте, Лев, – сказал он с растерянным видом, садясь к нему на кровать. – Звонила мать Александра. Она велела передать, что к вам едет какая-то дама. Вы знаете, кто. И чтобы вы скорей решали – ждать ее здесь или уезжать. А что случилось-то? – жалобно добавил он.
Лева встал и умылся.
На кухне Лена варила кашу.
– Едет уже? – коротко осведомилась она. – У нас еще спальные места есть, вы не сомневайтесь.
– Спальные места? – не понял Лева. – Ах да, спальные места. Лен, спасибо еще раз вам огромное за гостеприимство, но мы позавтракаем и поедем, наверное.
– Наверное? – не поняла она.
– Ну, сейчас я товарища своего разбужу. И, наверное, поедем, – повторил Лева свою загадочную формулу.
Но сначала он решил посоветоваться с Петей-художником.
– Да очень просто, – сказал Петя. – До города вас священник подвезет. Я его попрошу. Ну или сам за руль сяду. А там автобус прямой до Москвы. Он, правда, идет долго. Часов восемь. Зато прям до Москвы, до Щелковского вокзала.