Психолог
Шрифт:
Медлить больше было нельзя.
Он провернул кольцо.
Перед ним предстала темная тень, переливающаяся неприятными очертаниями. Он запретил себе думать. Настроил все свое тело и сознание на последнюю, завершающую команду.
И шагнул вперед.
Мгновением позже словно тысячи маленьких иголок пронзили его тело, и он невольно закричал от охватившей его чудовищной и неожиданной боли. Но это длилось недолго.
Последнее, что он помнил перед тем, как рухнуть на пол — это как нечто красное захватывает его в свои смертельные объятья.
И пусть огонь очистит его душу.
И пусть его пепел развеется по миру.
И пусть его забудут.
Но пусть этот мир станет хоть чуточку лучше.
Пожалуйста…
XVIII
— Ты меня обманул, волшебник! — яростно воскликнул Келен.
— Ну-ну… не сердись, каждый может ошибиться, — с едкой усмешкой произнес Малькольм.
— Нужно было его с самого начала прикончить, — жестко сказала Фрея, делая шаг к волшебнику.
Малькольм, все еще улыбаясь, примирительно поднял руки.
— Не стоит, моя прекрасная волчица, не стоит. Ведь если ты поддашься своим низменным охотничьим инстинктам, то кто тебя потом будет лечить?
— Найдем другого. Мало, что ли, вас в этом мире? Не будь столь самонадеянным, — парировала девушка, делая еще шаг по направлению к Малькольму.
— Не стоит, — успокаивающим тоном произнес мальчик, кладя руку на плечо своей девушке. — Он действительно может нам еще пригодиться.
— Но… — Фрея на мгновение осеклась. — Вспомни, на тебе же живого места не осталось. И ты считаешь это смешным, волшебник?
Малькольм, смотря на их сконфуженные лица, уже не мог сдерживать смех.
— Да, дорогая, я действительно считаю это очень смешным. Мне всегда нравились те моменты в жизни, когда уверенность людей буквально испарялась после сделанных ими ошибок.
Девушка тут же в одно мгновение подскочила к Малькольму и схватила его за грудки.
— Не смей называть меня дорогой, приблуда, ты понял?
— Господин Келен, ваша дама кусается, — захлебываясь от смеха, прохрипел Малькольм. — Почему она до сих пор ходит без намордника?
Фрея занесла сжатый кулак в сторону, готовясь нанести страшный удар, но в последний момент передумала.
— Келен, ты говоришь, что этот придурок нам еще может понадобиться?
— Ага, — весело отозвался мальчик. — Поэтому не бей его особенно сильно.
Фрея равнодушно пожала плечами.
— И не собиралась. Если уж его странный дружок оказался настолько силен, то кто знает, какие козыри прячет наш столь гостеприимный хозяин?
— Верно подмечено, — согласился Малькольм. — К тому же…
Но тут же резкое движение и последовавший за ним глухой удар прервали его мысль, а сам он в мгновение ока очутился у стены, которая очень неблагосклонно и грубо приняла его в свои древесные объятия.
— Черт возьми, мой нос! — с негодованием воскликнул волшебник.
— Еще раз неуважительно отнесешься ко мне — я сломаю тебе его окончательно, вырву язык, выдавлю глаза и оборву твои торчащие уши. Ты понял?
— Да ты и так мне пару ребер сломала, дура!
— А еще раз тронешь моего парня — убью. Ты меня понял? — медленно повторила она свой вопрос.
Малькольм промолчал, сердито отхаркивая сгустки крови. Наступило слегка гнетущее молчание.
— Ты же все равно хотел с ним поговорить, Келен. В таком состоянии он мне кажется более сговорчивым, — рассудительно сказал Фрея.
— Мне тоже, — охотно подтвердил мальчик.
— И так ты меня благодаришь за свое лечение, волчица? Так вы меня благодарите за гостеприимный прием? — негодующе произнес Малькольм.
— Я учла все это, — просто сказала девушка. — Поэтому ты до сих пор жив.
И она вышла, напоследок сильно хлопнув дверью.
— Не вижу логики, — промолвил Малькольм вместе с мучительным хрипом, доносящимся из его больной грудной клетки.
— Женщины, что с них взять? — мальчик беззаботно улыбнулся. — Ну как? Теперь мы можем поговорить о деле?
XIX
Малькольму очень хотелось выпить. Но этот странный мальчик не употреблял спиртное ни в каком виде, поэтому волшебник удовольствовался травяным чаем. Келен не возражал против того, чтобы Малькольм налил себе добрый бокал отличного вина, но в последнее время волшебник начал подозревать в себе раннюю стадию алкоголизма. Он пока еще не понимал, чем она может быть вызвана, но в последнее время начал замечать, что алкоголь несет в себе нечто большее, чем простое удовольствие. Желание забыть или, наоборот, желание вспомнить?
Как бы то ни было, но он пока зарекся пить в одиночку. Чтобы банально не спиться. Ведь он все чаще и чаще приглядывался к своему другу, Зигмунду.
Бедный малый, наверное, думает, что за ним следят. А Малькольм просто не мог отвести от него взгляда, не мог перестать наблюдать за ним, чтобы навечно отпечатать у себя в голове одну простую истину — я ни за что и никогда не хочу опуститься до такого состояния.
У Зигмунда была депрессия, он был серьезно болен. И его могла вылечить лишь смерть, либо тотальная жизненная встряска, либо медленное и кропотливое лечение у опытного психиатра, либо божественное вмешательство. Но Малькольм не был врачом да и в Бога никогда не верил. Он был волшебником с незаконченным высшим магическим образованием (потому что в свое время убежал из университета), а также ученым-самоучкой. То есть просто выброшенным жизненным морем на песчаный берег неудачником, который все еще пытается найти в жизни хоть какой-то смысл. И его спасала от самоубийства лишь непоколебимая уверенность в собственном достоинстве.
То есть обыкновенная гордость. Что во многих религиях, кстати, всегда считалось грехом. Как и выпивка.
Но это пока его спасает. Грехи держат его на плаву, как бы иронично это ни звучало. Но так долго продолжаться не может. И он точно это знал, потому что, смотря на своего больного друга, он как будто украдкой ловил свое отражение в зеркале.
И сколько бы он ни твердил ту самую мысль (я не стану таким же! Не стану!), это не помогало полностью отогнать мерзкое чувство незащищенности.