Психолог
Шрифт:
Но сами русичи были заядлыми путешественниками, ведь более ярых противников патриотизма нужно было еще поискать. Им казалось, что их Земля полна уныния и безнадежности, поэтому они вечно мечтали куда-либо переехать. Но уезжали они хоть и часто, но всегда ненадолго — иностранцы все никак не могли принять их странную привычку постоянно философствовать и жаловаться на жизнь каждый день. Было даже широко распространено поверье, что если хочешь познать радость жизни, то поговори с русичем.
В последнее время, правда, традиции на Земле уже в который раз поменяли направление своего развития, и теперь ее жители бахвалились так яростно, что невольному (и это абсолютно верно подобранное слово) слушателю становилось тотчас же очевидно, какое же он (слушатель) ничтожество и бездарь. Но потом бедный слушатель вновь начинал внимать жалобам и мольбам об ужасном устройстве всего мироздания, что у него начинала кружиться голова, ноги подкашиваться и жуть как хотелось напиться.
Зигмунд после нескольких задушевных разговоров со славными представителями этой прекрасной Земли, наконец, понял, где он должен был родиться. Именно там он бы чувствовал себя как дома.
— Нечисть? — непонимающе переспросил Зигмунд. — Вы имеете в виду?..
— Да всякую, господин, всякую! — несколько раздраженно скороговоркой произнесла женщина. — Народ разное молвит, но тем, кому удалось выжить, говорят, что видели там…
И она таинственно задержала дыхание.
— Призрака!
Ее большие любопытные глаза вовсю рассматривали их скептически настроенные лица, любуясь произведенным эффектом.
— Но призраки… — задумчиво начал Рестар.
— Что? Что? — нетерпеливо и быстро спросила женщина.
— Не существуют, госпожа. Это расхожий миф, облаченный в мнимую правду, чтобы отпугивать людей от тех мест, куда им нос совать не стоит, — подытожил Зигмунд.
Женщина недовольно всплеснула руками.
— Откуда я родом… за такое бы вас точно высмеяли, господин! — недовольно произнесла она.
Что удивительно, подумал Зигмунд, но женщинам среднего возраста из русичей всегда удавалось быть ужасно немилыми, даже если они были из городских. Хотя трудно обвинять людей в отсутствии шарма и обаяния, если они живут на Земле, полной депрессивного уныния, жалоб и постоянного самоистязания.
А еще, как заметил Зигмунд, им все время казалось, что они самые хитрые и ловкие, но почему-то во время того, как они начинали хитрить, от их тела, жестов и голоса сразу же начинали исходить определенные сигналы, напрямую сообщающие: «Эй, я хитрый человек! Очень! Поберегись!»
Зато это было честно.
И в том, что эта суетливая женщина, оказавшись не в своей Земле, а вообще в чужом королевстве, так быстро и навязчиво все начинала считать своим родным… в этом определенно чувствовался свой уникальный стиль.
— Ладно, госпожа, мы обязательно посмотрим на этого вашего призрака, но только завтра утром, хорошо? Нам с другом еще надо выспаться, — примирительно попытался закончить беседу Зигмунд.
— Но сейчас только восемь вечера, а вы встали в пять! В пять вечера!! — негодующе высказалась женщина, обожающая совать нос не в свое дело.
— Да, — только и ответил Зигмунд.
Он мог, конечно, начать оправдываться, что они после долгой дороги чрезвычайно устали, что он еще хотел закончить ту интересную книгу, которую он обнаружил в личной библиотеке главаря разбойников, чей лагерь они уничтожили пару дней назад.
Но зачем? Люди только и ждут от тебя оправданий, чтобы высосать досуха твою энергетику.
Женщина шумно хмыкнула, обиженно развернулась и ушла восвояси.
— Наше первое задание, а? — весело спросил Рестар своего друга.
— Не вечно же нам на разбойников охотиться. Хотя признаюсь, что доходы это приносит немаленькие.
И они пошли дальше отдыхать, каждый в свою комнату.
XXVIII
Церквушка была заброшена и, причем, очень давно.
Вот и первая ложь этой странной леди, сообщившая им, что призрак поселился в храме совсем недавно. Похоже, что единственным проклятием, обрушившимся на здание, было лишь одно — время.
Осыпавшаяся каменная кладка, побуревшее дерево, выбитые оконные стекла, толстая паутина, облепившая внутренний зал, словно ожидая скорое прибытие мухи-мутанта, а также пыль. Много-много пыли и грязи.
— А ты, вообще, разбираешься в магии? — спросил Рестар у Зигмунда, усаживаясь на полуразвалившуюся скамью.
— Нет. Малькольм когда-то хорошо разбирался, но затем магию запретили, книги начали сжигать, а университеты закрыли. Да и не сильно она нужна, эта магия, как оказалось.
— Знал я одного мага, — начал вспоминать Рестар, — так он щелчком пальцев костер мог разжечь!
— Вот и подумай, зачем тебе двадцать лет высшего магического образования, а потом еще тридцать лет аспирантуры, когда на свете уже давно существуют спички?
— Это да…
Рестар оказался на самом деле довольно разговорчивым человеком, просто замкнутым. Он раньше никого не подпускал к себе близко, держась в стороне от общей стаи. Но в своих простых незатейливых беседах Рестар и Зигмунд чувствовали себя прекрасно. Они не тратили много энергии друг на друга, не выясняли отношений и просто могли быть теми, кем они сами хотят.
— Тут никого нет, — заметил Зигмунд. — Давай тогда осмотри…
Рестар одним мощным толчком сбил его с ног, поэтому стрела с противным жужжанием прошла ровно в том месте, где ранее была голова Зигмунда, а не там, где она сейчас.
Рестар жутко зарычал, заслоняя своим телом Зигмунда, а его руки и спина мгновенно покрылись жесткой коричневой короткой шерстью, а глаза сменили цвет на ярко-карий.
— Не попортите шкуру! — взвизгнула женщина, которая буквально вчера настойчиво пыталась им продать байку про призрака.
Зигмунд попытался откатиться к тем обломкам, что остались от скамьи, Рестар ринулся вперед с оглушительным воем и раскинутыми руками, из которых торчали огромные острые когти, а клекот ворона заглушался истошными криками раненых людей, у которых терпеливо и старательно выкалывают глаза.