Психология внимания
Шрифт:
Этот случай, мне кажется, заключает в себе в миниатюре все основные элементы психологии хотения. Ведь все учение о воле, развиваемое в настоящем сочинении, в сущности, обосновано мною на обсуждении фактов, почерпнутых из личного самонаблюдения: эти факты убедили меня в истинности моих выводов, и потому иллюстрировать вышеприведенные положения какими-либо другими примерами я считаю излишним. Очевидность моих выводов подрывается, по-видимому, только тем обстоятельством, что многие моторные идеи не сопровождаются соответствующими действиями. Но, как мы увидим ниже, во всех без исключения, подобных случаях одновременно с данной моторной идеей в сознании имеется какая-нибудь другая идея, которая парализует активность первой. Но даже и тогда, когда действие вследствие задержки не совершается вполне, оно все-таки совершается отчасти. Вот что говорит Лотце по этому
«Следя за играющими на биллиарде или глядя на фехтующих, мы производим руками слабые аналогичные движения; люди маловоспитанные, рассказывая о чем-нибудь, непрерывно жестикулируют; читая с интересом живое описание какого-нибудь сражения, мы чувствуем легкую дрожь во всей мышечной системе, как будто мы присутствовали при описываемых событиях. Чем живее мы начинаем представлять себе движения, тем заметнее начинает обнаруживаться влияние моторных идей на нашу мышечную систему; оно ослабевает по мере того, как сложный комплекс посторонних представлений, заполняя область нашего сознания, вытесняет из него те моторные образы, которые начинали переходить во внешние акты. „Чтение мыслей“, так вошедшее в моду в последнее время, есть в сущности отгадывание мыслей по мышечным сокращениям: под влиянием моторных идей мы производим иногда против нашей воли соответствующие мышечные сокращения».
Итак, мы можем считать вполне достоверным следующее положение: всякое представление движения вызывает в известной степени соответствующее движение, которое всего резче проявляется тогда, когда его не задерживает никакое другое представление, находящееся одновременно с первым в области нашего сознания.
Особое решение воли, ее согласие на то, чтобы движение было произведено, появляется в том случае, когда необходимо устранить задерживающее влияние этого последнего представления. Но читатель может теперь убедиться, что во всех более простых случаях в этом решении нет никакой надобности. Впрочем, я сделаю еще несколько замечаний по этому поводу, если читатель продолжает разделять общепринятый предрассудок, будто произвольное действие без «проявления силы воли» есть… Прежде всего, чтобы понять, что такое произвольное действие и при каких условиях оно возможно без особого решения воли, надо обратить внимание на тот факт, что процесс сознавания по самой природе своей импульсивен.
Движение не есть некоторый особый динамический элемент, который должен быть прибавлен к возникшему в нашем сознании ощущению или мысли. Каждое воспринимаемое нами чувственное впечатление связано с некоторым возбуждением нервной деятельности, за которым неминуемо должно последовать известное движение. Наши ощущения и мысли представляют собой, если так можно выразиться, пункты пересечения нервных токов, конечным результатом которых является движение и которые, едва успев возникнуть в одном нерве, уже перебегают в другой. Ходячее мнение, будто сознание не есть по существу своему предварение действия, но будто последнее должно быть результатом нашей «силы воли», представляет собой естественную характеристику того частного случая, когда мы думаем об известном акте неопределенно долгий промежуток времени, не приводя его в исполнение. Но этот частный случай не есть общая норма; здесь налицо задержание акта противодействующим течением мыслей.
Когда задержка устранена, мы чувствуем внутреннее облегчение — это и есть тот добавочный импульс, то решение воли, благодаря которому и совершается волевой акт. Мы сейчас увидим, в чем заключается это устранение задержки. В мышлении высшего порядка подобные процессы совершаются постоянно. Где нет этого процесса, там обыкновенно мысль и двигательный разряд непрерывно следуют друг за другом, без всякого промежуточного психического акта. Движение есть естественный результат чувственного процесса, независимо от его качественного содержания и при рефлексе, и при внешнем проявлении эмоции, и при волевой деятельности.
Таким образом, идеомоторное действие не исключительное явление, значение которого приходилось бы умалять и для которого надо подыскивать особое объяснение. Оно подходит под общий тип сознательных действий, и мы должны принимать его за исходный пункт для объяснения тех действий, которым предшествует особое решение воли. Замечу, что задержание движения, так же как и выполнение, не требует особого усилия или повеления воли. Но порой и для задержания, и для выполнения действия необходимо особое волевое усилие. В простейших случаях наличие в сознании известной идеи может вызвать движение, наличие
Таким образом, поведение человека во время бодрствования — результат двух противоположных нервных сил. Одни невообразимо слабые нервные токи, пробегая по мозговым клеткам и волокнам, возбуждают двигательные центры; другие столь же слабые токи вмешиваются в деятельность первых; то задерживают, то усиливают их, изменяя их скорость и направление. В конце концов все эти токи рано или поздно должны быть пропущены через известные двигательные центры, и весь вопрос в том, через какие именно: в одном случае они проходят через одни, в другом — через другие двигательные центры, в третьем они так долго уравновешивают друг друга, что постороннему наблюдателю кажется, будто они вовсе не проходят через двигательные центры. Однако нельзя забывать, что с точки зрения физиологии жест, сдвигание бровей, вздох — такие же движения, как и перемещение тела. Перемена в выражении лица короля может производить иногда на подданного такое же потрясающее действие, как смертельный удар; и наружные наши движения, являющиеся результатом нервных токов, которые сопровождают удивительный невесомый поток наших идей, не должны непременно быть резки и порывисты, не должны бросаться в глаза своим грубым характером.
Теперь мы можем приступить к выяснению того, что происходит в нас, когда мы действуем обдуманно или когда перед нашим сознанием имеется несколько объектов в виде противодействующих или равно благоприятных альтернатив. Один из объектов мысли может быть моторной идеей. Сам по себе он вызвал бы движение, но некоторые объекты мысли в данную минуту задерживают его, а другие, наоборот, содействуют его выполнению. В результате получается своеобразное внутреннее чувство беспокойства, называемое нерешительностью. К счастью, оно слишком хорошо знакомо всякому, описать же его совершенно невозможно.
Пока оно продолжается и внимание наше колеблется между несколькими объектами мысли, мы, как говорится, обдумываем, когда, наконец, первоначальное стремление к движению одерживает верх или окончательно подавлено противодействующими элементами мысли, то мы решаемся, принимаем то или другое волевое решение. Объекты мысли, задерживающие окончательное действие или благоприятствующие ему, называются основаниями или мотивами данного решения.
Процесс обдумывания бесконечно осложнен. В каждое его мгновение наше сознание является чрезвычайно непростым комплексом взаимодействующих между собой мотивов. Вся совокупность этого сложного объекта сознается нами несколько смутно, на первый план выступают то одни, то другие его части в зависимости от перемен в направлении нашего внимания и от «ассоциационного потока» наших идей. Но как бы резко ни выступали перед нами господствующие мотивы и как бы ни было близко наступление моторного разряда под их влиянием, смутно сознаваемые объекты мысли, находящиеся на заднем плане и образующие то, что мы назвали выше «психическими обертонами», задерживают действие все время, пока длится наша нерешительность. Она может тянуться недели, даже месяцы, по временам овладевая нашим умом.
Мотивы к действию, еще вчера казавшиеся столь яркими, убедительными, сегодня уже представляются бледными, лишенными живости. Но ни сегодня, ни завтра действие не совершается нами. Что-то подсказывает нам, что все это не играет решающей роли; что мотивы, казавшиеся слабыми, усилятся, а мнимосильные потеряют всякое значение; что у нас еще не достигнуто окончательное равновесие между мотивами, что мы в настоящее время должны их взвешивать, не отдавая предпочтения какому-либо из них, и по возможности терпеливо ждать, пока не созреет в уме окончательное решение. Это колебание между двумя возможными в будущем альтернативами напоминает колебание материального тела в пределах его упругости: в теле есть внутреннее напряжение, но нет наружного разрыва. Подобное состояние может продолжаться неопределенное время и в физическом теле, и в нашем сознании. Если действие упругости прекратилось, если «плотина прорвана» и нервные токи быстро пронизывают мозговую кору, колебания прекращаются и наступает решение.