Псы Господни (Domini Canes)
Шрифт:
Смех оборвался. Анна поняла, что он беззвучно смеётся вместе с ней…
Анна испуганно, по щенячьи, заскулила и кинулась в подъезд. Пулей взлетела на свой второй этаж, впорхнула в квартиру, крепко закрыла дверь, припёрла её телефонной тумбочкой, зачем-то накидала сверху всю висевшую на вешалке одежду: плащи, куртку сына, неубранное в шкаф демисезонное пальто. Схватила домашние тапочки, кинула в направлении двери один, потом другой, и замерла, тяжело дыша…
В квартире было тихо и тепло. Пахло жасмином, который рос в горшке на солнечном окошке. «Жасмин всегда особенно
— Жасмин всегда особенно сильно пахнет вечером! — она не замечала, что почти кричит. — Жасмин всегда особенно сильно пахнет вечером!
Эти слова успокаивали. Они были правильными. В конце концов, Анна пришла домой! Слышите, вы все?! Вы — кто бы вы там ни были!..
Анна пришла домой!
Она сняла с себя промокшую одежду и бельё, бросила всё прямо в ванну, вытерла волосы полотенцем. Одела сухое и чистое домашнее платье. Уже совсем стемнело. Стараясь не смотреть за окно, плотно задёрнула шторы на окнах. Достала из шкафа большую восковую свечу, купленную в Храме по случаю Пасхи. На холодильнике лежал коробок спичек. Чиркнув спичкой, зажгла фитиль. Прошла в комнату, поставила свечу на стол рядом с неработающим компьютером.
Комната озарилась неярким мерцающим, теплым светом. Немного подумав, достала из своего «женского» шкафчика ещё несколько тонких разноцветных свечей (из настоящего воска!), которые покупала зимой к своему дню рождения. Одну их них — зажженной оставила на подоконнике. Не раздеваясь, она легла на диван, прижимая к себе спички и «деньрожденные» свечки. Почувствовала на груди тепло гранатового крестика. Свернувшись калачиком, и крепко-крепко зажмурив глаза, Анна лежала, как в детстве, вдыхая успокаивающий запах свечного воска…
…измученная, уже засыпая, она опять почувствовала холод пристального взгляда на спине. Этот оценивающий взор ползал по её ногам, потом поднялся к бедру, пытаясь забраться под юбку… он был груб, как пьяный, страшный в своей силе, незнакомый и равнодушно-жестокий насильник.
Анна, не открывая глаз, нащупала одеяло и завернулась в него.
— Господи! — подумала она, изо всех сил стараясь не заплакать от бессилия. — Это ад? Это ад?! Да за что же, за что?
И провалилась в спасительную темноту сновидений. Эта темнота не была угрожающей. Она была мягкой, тёплой и ласковой… и только где-то далеко-далеко, на самом краю этой безбрежной и успокаивающей мглы сна, слышалось далёкое…
…с-с-с-с… ш-ш-ш-ш… с-с-с-с…
… шарканье ног?
Глава 11
Илье повезло, да! Он так нехорошо упал. Я думал, что он умер и боялся подойти к нему. Но потом всё стало нормально, только на затылке у него шишка и крови чуть-чуть.
Я не люблю, когда кровь.
— И что мы с тобой будем делать без электричества? — спросил Илья. — Хоть костёр разводи.
Мы уже ходили
В нём не работают автомобили, застывшие на дорогах, в нём не хочется идти дальше.
Но когда-то (когда? почему я не могу вспомнить этого?) мне нравилось идти всё прямо и прямо через облака — не туман! облака! — и ждать, что ещё нового откроется перед изумлёнными глазами?
Но в этом тумане не хочется ничего разглядывать. Хочется вернуться домой и развести небольшой костёр на лоджии. Быть может, люди увидят, как туман окрасился красным, и придут…
Быть может, запах поджаривающихся кусочков курицы привлечёт их?
Я развожу огонь на бетонном полу лоджии. Дым щиплет глаза, поэтому мы закрыли дверь и окно, выходящие наружу. Туман не любит огонь. Он злится и пытается затушить его. Но у него это не получится. Нет, не получится! Огонь весело трещит пересохшим деревом плинтусов, которые мы взяли из подъезда, от двери напротив. Сосед будет очень недоволен, но мы расскажем ему, как неуютно было без горячей воды и пищи. Он должен понять, что это было плохо и противно… без живого огня!
Так неудобно перед людьми… пришлось сломать дверь в киоск и набрать там воды в пятилитровых банках. Илья оставил деньги в окошечке, придавив их небольшим камнем.
— Слушай, Сашка, может мы просто умерли? — тихо говорит он, глядя слезящимися от дыма глазами на огонь. — Просто сдохли наконец-то… и это — Чистилище?
Илья с шипящим хлопком открывает банку пива «Балтика-7».
— Чистилище… — мрачно говорит он. — Помнишь этих… которые плакали?
Я помню.
Они были такими печальными и совсем-совсем не замечали нас. Наверное, потому, что они были там, далеко, куда нам ещё только предстояло попасть.
Илья очень испугался тогда. Он чуть не упал и я его поддерживал. А два человека стонали и вскрикивали, скованные одними наручниками. Они пытались идти в разные стороны, не понимая, что же дёргает каждого за руку? А потом что-то надвинулось из тумана, и они заплакали, стоя на месте и слепо озираясь.
Илья рвался уйти и мы быстро пошли домой. А стоны утихли.
Но воды и еды мы взяли. И даже водку взяли, да! Илья тогда много выпил, а потом тоже заплакал. Я не знал, что ему сказать и поэтому молчал. А потом он уснул.
Идти было непривычно. Казалось, туман гасил отдельные звуки, но некоторые, наоборот, становились громче, отдаваясь странным и тревожным эхом. И даже привычное шарканье ног превращалось в какое-то вкрадчивое…
…с-с-с-с… ш-ш-ш-ш… с-с-с-с…
неторопливо догоняющее бредущих путников. Это раздражало. Это было каким-то неправильным. Илья несколько раз останавливался, оглядываясь. Он пытался увидеть хоть что-то в проклятом тумане, но видел лишь стену соседнего дома и ветви тополей, тянущих к ним ветви откуда-то из мутной мглы.