Псы войны. Гексалогия
Шрифт:
фриканские семьи -- большие, и нам часто приходилось встречать по пять-шесть и больше детей в одной семье. Их надо было одеть, накормить, купить для них учебники, тетради и другие школьные принадлежности, стоящие в общем довольно дорого. Само образование было бесплатным, и родители обычно не щадили сил, чтобы дети могли ходить в школу. Тем не менее нам не раз доводилось встречать детей, которые нигде не учились. Обычно это бывало в семьях переселенцев с севера, особенно бедных, с трудом приспосабливающихся к городским условиям.
Помимо детей работающий мужчина должен был содержать и своих стариков родителей. Правда, в Ниме, где главным образом жили отходники-крестьяне, стариков было немного, они оставались в деревнях. Но очень часто в домах, которые мы посещали, гостили приехавшие из провинции родственники, иногда остававшиеся в городе неделями. Скромной заработной платы рабочего или мелкого служащего, конечно же, не могло хватить на все эти бесчисленные и в то же время совершенно обязательные расходы.
Мне редко, да и то преимущественно среди людей богатых и европейски образованных, доводилось встречать мужчин и женщин, полностью свободных от чувства долга по отношению к своим менее удачливым сородичам и соплеменникам. Иной раз, проклиная свою слабость, свою нерешительность, свою неспособность порвать связи, ставшие обременительными, люди склонялись перед требованиями гостеприимства, взаимовыручки и продолжали нести бремя зависимости от своей деревенской общины, от своего клана. Иногда до полного разорения, до нищеты.
Оказавшись на улице, Эндин выругался про себя. Кроме этого ему оставалось только молиться, что все, сказанное Шенноном относительно Кейта Брауна, было правдой, и что Джули Мэнсон не расскажет папочке о своем новом ухажере.
Шеннон с девушкой протанцевали почти до трех часов ночи и по пути в квартиру Шеннона впервые поскандалили. Он сказал ей, что будет лучше, если она не станет говорить отцу, что познакомилась с наемником и вообще не упомянет его имени.
– Из того, что ты мне о нем рассказала, он, похоже, в тебе души не чает. Или отошлет тебя куда-нибудь подальше, или запрет под замок.
В первом из них лежали два густо смазанных маслом чешских пулемета ZB26 и запасные комплекты к ним. Каждый включал маслёнку, прицел, прибор для заряжания магазинов и четыре магазина на двадцать патронов каждый. К ним отдельно прилагались по два подсумка для переноски магазинов и один - для переноски принадлежностей. Второй ящик был металлическим и служил для транспортировки двеннадцати магазинов
Лишь изредка он высовывался из люка, чтобы подышать свежим воздухом. Но интервалы между его появлениями все увеличивались: старому "кельвину" требовалось все больше внимания. Браун регулировал систему смазки, подачу воздуха. Механик до мозга костей, он был расстроен тем, в какое состояние привели двигатель. Его клонило в сон, болела голова: через тесный люк воздух почти не проникал.
В шестом часу вечера они подошли к Бычкам. Большое село просторно раскинулось на днестровском берегу. Посредине села стояла каменная церковь с темным, захлестанным степными ветрами куполом. Вдоль околицы тянулась ограда общественного загона. Дальше земля была исполосована огородами, на которых виднелось несколько согнутых женских фигур.
Реку напротив села сузила желтая песчаная отмель. Выше отмели лежал вытащенный на берег паром рассохшийся, черный, с ободранным настилом. Видимо, он лежал здесь давно, с тех пор как Днестр стал пограничной полосой. Жилище паромщика следовало искать где-нибудь поблизости от него.
Галина указала пальцем на одну из крайних мазанок, придавленную высокой крышей, похожей издали на стог прелой, загнившей соломы. Около мазанки валялись старые бакены и торчал маячный столб с разбитым фонарем наверху.
Стоя в придорожных кустах, Алексей видел, как она свернула с дороги и, легко ступая по мягкому изволоку, прямиком направилась к мазанке около маячного столба. Подойдя, стукнула в окно. Появился широкоплечий мужик в расстегнутом жилете поверх заправленной в серые порты рубахи. Галина что-то сказала ему, и мужик увел ее в хату. По-видимому, это и был Мартын Солухо.
Не выходя на берег, чтобы не заметили с той стороны реки, Алексей густым ивняком прошел до обрывчика. Отсюда были хорошо видны мазанка паромщика, село и хутор за рекой, где на взгорье уныло торчали в небе крылья ветряка.
Потянулись тягучие часы ожидания. В село пригнали коров. Заскрипели, кланяясь до земли, колодезные журавли. Мимо села проехали пограничники -- пять человек на разномастных лошадях -- и скрылись вдали, где река делала поворот. Солухо несколько раз выходил из мазанки и что-то делал во дворе. Галина не показывалась.
Лениво догорел вечер. Над Днестром упорно не хотело угасать тонкое, как бумажная лента, облако. Его красноватый отблеск подрумянивал гладкую маслянистую поверхность реки. Но вот и облако потухло. В мазанке паромщика засветилось окошко и тоже погасло: завесили.
Дождавшись полной темноты, Алексей перебрался ближе к мазанке и спрятался в кустах возле парома...
По его расчетам, было уже за полночь, когда паромщик наконец вышел из хаты. Повозившись в амбаре, он тяжело протопал в трех шагах от Алексея, неся что-то на плече. Спустя несколько минут Алексей услышал шорох камыша: Солухо выводил припрятанную в нем лодку.
Было новолуние. Темнота смыкалась у самых глаз, но в полном ночном безветрии даже осторожные звуки, производимые Солухо, были отчетливо слышны. Вот стукнули уключины, плеснула под веслами вода, и тихий этот плеск начал медленно отдаляться и постепенно замер.
В течение полутора часов за рекой не блеснуло ни единого огонька. Алексей устал от ожидания, когда плеск раздался снова. Было непонятно, как ориентируется Солухо в такой непроницаемой темноте, но пристала лодка как раз напротив парома.
На берег вышел какой-то человек. Было слышно, как поскрипывал песок под его сапогами. Поднявшись на берег, этот человек (по всей видимости, Цигальков) молча стоял в нескольких метрах от Алексея, пока Солухо прятал лодку.
Потом они ушли в мазанку.