Псы войны. Гексалогия
Шрифт:
– - Сроки будут согласованы с Шаворским.
– - Где переправится бендерский отряд?
– - И это еще не вполне уточнено. Решит Нечипоренко: он знает несколько подходящих бродов. Где-то вблизи Тирасполя. Место переправы мне сообщат перед началом восстания.
– - Так, -- проговорил Алексей. -- А какую роль должна сыграть парканская... организация? -- Он чуть не сказал "компания".
– - Захватит Парканы и со всеми мобилизованными ею людьми поддержит наступление. Кроме того, ей поручено подготовить взрыв на днестровской водонапорной станции, которая снабжает водой Одессу.
– - Наконец-то! -- сказала Галина. -- Наконец-то мы от слов переходим к деду! Афанасий Петрович, а где будет ваш отряд?
– - Пока трудно сказать, Галина Сергеевна. Вероятно, в деревне Плоски, верстах в двадцати от Тирасполя.
– - Я хочу знать точно. Надеюсь, вы не будете возражать, если я примкну к вам во время этих событий?
– - Буду счастлив! -- расцвел Цигальков. -- Не сомневайтесь: каждый мой шаг будет вам известен!
– - Вы приедете в Нерубайское с Нечипоренко? -- спросил Алексей.
– - Очевидно, не смогу, придется остаться с отрядом, всем уезжать нельзя. Но я надеюсь, вы и сами передадите Шаворскому, что он может положиться на меня?
– - Непременно передам.
Цигальков поднялся:
– - К сожалению, я должен покинуть вас: надо еще затемно исчезнуть отсюда. Как вы-то уедете?
– - Договорились с мужиком из Голого Яра...
Цигальков подошел к двери и позвал Солухо.
– - Тихо? -- спросил он.
– - Да.
– - Седлай.
Через несколько минут паромщик подвел к мазанке коня, которого прятал, очевидно, в амбаре.
– - Ну, пожелаем друг другу удачи! -- Цигальков пожал им руки, еще раз заверил девушку, что будет держать ее в курсе всех новостей, и, надвинув кубанку, вышел.
Они слышали, как он садился в седло, вполголоса говорил что-то хозяину, затем, удаляясь, простучали копыта.
– - Поздравляю, -- сказал Алексей, -- теперь ваша карьера на мази. Неровен час, Гулов и орден отвалит!
– - А что, мне пойдет! -- сказала Галина.
Когда Солухо вошел в мазанку, "городские", как он окрестил их про себя, сидели за столом и, улыбаясь, смотрели друг на друга.
На следующий день, предупрежденный Галиной, Недригайло усилил охрану водонапорной станции.
Вечером девушка проводила Алексея на вокзал. До самого отхода поезда они простояли в стороне от перронной сутолоки, в тени багажного склада. Когда все было сказано, просто так стояли, молча. Наконец Галина сказала:
– - Идите, места не будет.
Алексей махнул рукой:
– - Ничего, это не из Одессы уезжать... Когда же теперь увидимся?
– - Кто знает! Может, скоро, может, никогда...
Подавали паровоз. Большой и черный, с озаренным топкой брюхом, он медленно прополз мимо них, роняя на шпалы золотистые угольки. Из-под тускло освещенной кабины сочилась тоненькая, как из чайника, струйка пар
Трактир "Днестр" помещался в низком сводчатом полуподвале. На его двери был намалеван усатый приказчик с пробором по середине головы: в одной руке он держал свиной окорок, в другой -- пивную кружку, над которой клубилось кучевое облако пены. В глубине трактира за стойкой, где, закрывая всю стену, возвышался огромный дубовый буфет, хозяйничал благообразный старик в клеенчатом фартуке. На дощатом помосте мордастый парень в грязной сатиновой рубахе фальшиво наигрывал на гармошке. Посетителей обслуживали горбатый половой и тощенький, неряшливо одетый мальчонка в галошах на босу ногу, напомнивший Алексею Пашку Синесвитенко. Деньги брали вперед.
Алексей сел у стены возле входа. Мальчик принес ему поесть. Ни окороками, ни пивом здесь и не пахло. Сушеную рыбу с мамалыгой давали только одну порцию Зато подслащенный сахарином чай можно было пить сколько влезет -- к двум кружкам полагался корж из кукурузной муки, пресный и безвкусный.
Прихлебывая кипяток, Алексей разглядывал сидевших за столиками посетителей. Главным образом это были приезжие. Усталые, изголодавшиеся, они жадно набрасывались на еду, и было видно, что костлявая рыба и жидкая мамалыга были для них признаками царившего в этих краях изобилия. Они заказывали по десять кружек чаю, впрок запасаясь твердыми, как из цемента, коржами.
За широким столом возле помоста сидела компания завсегдатаев: три подозрительных парня, матрос с затекшим глазом и две женщины в цыганских шалях. По шумному веселью за тем столом нетрудно было понять, что для этих клиентов у трактирщика нашлось кое-что покрепче чая. Гармонист перегибал через колено обшарпанные мехи гармошки и, безголосо напрягая глотку, пел "Лимончики" -- песенку уголовных дебрей Молдаванки:
Веселье в "Днестре" шло на полный ход. Около помоста раздвинули столы. Матрос и один из его собутыльников, положив друг другу руки на плечи, яростно молотили пол каблуками. Били каблуки об пол, взахлеб разливалась гармошка, хмельные голоса орали припевки, и кто-то взвизгивал: "И-их!.. И-их!.." -- подзадоривал танцующих. Все было так же, как пять минут назад, и все было по-другому. -- Галина -- "своя"! Вот это номер!..
ачальник разведки разгладил ладонью бумажку, на которой делал какие-то пометки, и негромко заговорил. Он кратко охарактеризовал обстановку, вырисовывающуюся по данным агентурной сети, и из его сообщения Алексей узнал, что в катакомбах села Нерубайского обнаружено скопление бандитов (значит, его догадка была верна). Большинство из них бывшие врангелевцы, часть дезертиры, часть уголовный элемент. Ждут оружия, -- по-видимому, того самого, которое присылает Рахуба. В катакомбы проникли наши люди и действуют успешно.
И еще в сообщении Оловянникова нашлась одна новость для Алексея: пока он ездил в Тирасполь, была ликвидирована мнимая ЧК. Несколько бандитов, выдававших себя за чекистов, попались во время пожара на мельнице, других (всего девять человек) накрыли в ту же ночь на Новобазарной. Явка мадам Галкиной закончила свое существование.
– - Подготовку можно считать завершенной, -- говорил Оловянников. -- Единственное, что осталось недоделанным, -- выяснение личности агента Шаворского, засевшего в наших органах. Для Михалева именно это и должно было быть первоочередной задачей, но... -- Оловянников хмуро глянул на Алексея, -- видно, через собственную голову не перепрыгнешь. Шпион как сидел в чека, так и сидит. Заключительную операцию придется вести в строжайшей тайне, никого, кроме присутствующих здесь, а нее не посвящая.