Псы войны. Гексалогия
Шрифт:
– Кто это, Кен?- спросил его второй белый.
– Это - Жан Лангаротти, правая рука Шеннона.
На удивление, ресторан отеля был полон, но Лангаротти отвели отдельный столик на двоих в углу зала. Отхлебнув охлажденного анжуйского, он оглядел зал. "В основном европейцы, - отметил про себя Жан, - как тогда, в Алжире, триннадцать лет назад".
– Вы позволите, - к его столику подошелвысокийсмуглый европеец, заговорив по-французски.
– К сожалению, свободных мест нет, а Вы скучаете...
– криво улыбнулсяон и подмигнул.
– Позвольте представиться: ТимонМаршан, бизнесмен. Я Вас я знаю...
– Откуда,- без удивления спросил Лангаротти.
– Вы выпускали из порта мой груз какао прошлым летом. Я тогда неплохо заработал. Не помните? Фирма "Арагума".
– Теперь да,- ответил равнодушно Жан. Они тогда распродали все запасы какао в обмен на звонкую монету. Все, кроме тех, что увёз Вальденберг на "Тоскане. Там было полдюжины фирм
– Вы, как я понимаю, вернулись - спросил Маршан.
– Чем думаете заняться?
– Да, вернулся. Поступил на службу в жандармерию,-ответил Лангаротти.
– Все равно узнает,-подумал он.
– На место своего приятеля Шеннона, да?
– продолжал наседать Маршан
– Вы правы, - подтвердил догадку собеседника Лангаротти.
– Последние недели передего внезапной кончиной мы часто ужинали здесь вместе.
– А о чем Вы с ним говорили?
– с растущим интересом спросил Жан.
– Как Вас зовут?- неожиданно спросил Маршан.
– Жан,- ответил Лангаротти, внезапно проникаясь симптией к Тимону, то ли под влиянием розовоговина, то ли из-за его открытости. Он знал породу этих полуторговцев-полуконтрабандистов по Биафре. Они, рискуя, везли через блокаду продовольствие и медикаменты, патроны и одежду, вывозя взамен нефть и руду, арахис и какао...
– Давай без церемоний, - предложил через некоторое время Маршан, - зовите меня Тим, а я тебя буду звать Жаном. Джин? Виски? Коньяк?
– До двенадцати - только розовое,- отшутился Жан и сразу перешёл на ты.- А почему у тебя такое странное имя,Тимон? Славянское что-ли?
– Нет, греческое,- ответил Маршан с полуулыбкой.-Мать у меня была с Кипра, а отец из города Гере, что в Аквитании. Он некоторое время служил в Ливане. Так я и появился.
– усмехнулся он.
– МаманазвалаТимоном, пока папа думал признавать меня или нет...
– Понятно,- потянул Жан.
– Так о чем ты говорил с Котом?
– С кем?
– удивлённо переспросил Маршан.
– Шеннона все звали Котом по первым его инициалам - Чарльз Альфред Томас.- пояснил Лангаротти.
– Я и не знал, - потянул Марш, - хотя мы с ним выпили не одну бутылку джина.
– Расскажи, о нем, - попросил Лангаротти после длительной паузы.
– Мы с ним познакомились через Гомеза в сентябре прошлого года - начал Тимон. (Через полтора месяца после моего отъезда, - отметил про себя Жан.)- Он, как обычно сидел в компании Гомеза и его девиц, с ними был третий белый, только что вернувшийся из экспедиции к Хрустальной Горе, они веселились. Конечно, открыли месторождение платины, повод был. Они поили всех в зале - пригласили и меня. А я взял и спросил Чарли ( я так называл Шеннона), а с чего они так веселятся - платину всё равно приберет к рукам крупная фирма, какие-нибудь, "Лонро" или "Кайзер", а правительству достануться какие-нибудь гроши. Он меня выслушал и сказал, что этого не будет. Следующий раз мы встретились через пару месяцев, как раз правительство объявило передаче горной концессии никому неизвестной британской компании "Бормак", он сам подошел ко мне и попросил помощи.
– Он попросил?
– удивился Лангаротти.
– Да,информации, - уточнил Тимон.
– Чарли хотел знать кому принадлежит "Бормак".
– Вскорее я узнал, - продолжал Маршан, - что Бормак контролируется группой швейцарцев, хотя в нем есть и английские вложения. После этого мы встречались с ним здесь почти каждый вечер. Чарли стал говорил, что невсе не так просто, как ему казалось и что, по-видимому, Эндин был прав.
"Уж не тот ли человек, которого мы выпровадили из Кларенса, предварительно пристрелив его кандидата в президенты? Но его, по-моему, звали Харрис..." - подумал Лангаротти, но промолчал.
– За неделю до самоубийства Шеннона в страну прибыл английский посланник сосвоей молодой женой. Чарли было не узнать, он постоянно курил, а потом застрелился в роще. Говорят, при нем нашли какие-то бумаги. На панихиде эта женщина сильно плакала...
– Все это сильно запутано,- потянул Лангаротти. Он не имел никакого представления об интимных связях своего командира.
– Я хочу угостить Вас за счёт заведения, позвольте присоединиться,-раздался голос Гомеза откуда-то сбоку.Вместе с ним подошёл один из белых, с которым Лангаротти столкнулся на лестнице.
– Позвольте представить, Кен Неду - управляющий Униона...
– ???
– Унион - это рудник в Хрустальных горах, - доверительно наклонившись к Жану пояснил Маршан и предложил.
– Господа, здесь тесновато. Давайте перейдём в курительную комнату... .
Беседа затянулась до сумерек. Сигары, виски и бренди развязали языки, но ничего существенного Жан так и не узнал. Говорили о природе и перспективах, прошлом и будущем, искали общих знакомых... К концу вечера Жюль и Жан превратились в закадычных друзей, выяснив, что заочно были знакомы через ОАС. Поздно вечером, плавно погружаясь в сон,Жан подумал, что разобраться во всем будет непросто.
Утром, бреясь, Лангаротти рассматривал себя в зеркале: на него смотрел небольшого роста, крепко сбитый, смуглый мужчина с неплохой мускулатурой. Жан считал себя счастливчиком - за все время войн в Алжире и Биафре его ни разу не задело. Шрамы у него остались после Санте и Иль-Ре, где отсидел полный срок за участие в мятеже ОАС. За предательство памяти тех тысяч фрацузских парней, которые погибли защищая интересы Франции вАлжире, он не мог простить де Голля и созданную им Пятую Республику. Поэтому он, как и многие другие ветераны колониальных войн пятидесятых годов, колесил по Африке в поисках применения своего военогоопыта.Ровнов 9:00 Жан спустился в холле, где его поджидал Патрик.
– Едем!
– Сэр, Вы в гражданском?
– вопрос повис в водухе.
– А, где я себе возьму парадную форму?- огрызнулся Жан.
– Извините, сэр, я не подумал. Пока Вы будете находиться в штабе, я что-нибудь придумаю.
– Ну,ну,-хмыкнул Жан. Ему вовсе не хотелось надевать белые кепи и мундир с канареечного цвета бриджами, обмотками и берцами, которые являлись парадной формой жандармерии Зангаро. Лангаротти предпочитал полевую форму: свободные десантные куртки, брюки и берет. Однако, порядок есть порядок:на прием к президенту так не пойдешь.