Псы войны
Шрифт:
— Я хочу сказать, ты представляешь, что ей пришлось сегодня пережить?
— Я там тоже был.
На следующем повороте она вытянулась, чтобы увидеть океан.
— Когда-то и я был ребенком, — сказал Хикс. — Чего только тогда не случалось.
Она повернулась к нему и пренебрежительно усмехнулась. Они едва видели друг друга в темноте.
— Только не такое.
— Хуже. Вот погоди, расскажу тебе о своей жизни. Все глаза выплачешь.
— Как ты стал таким? — некоторое время спустя спросила она.
— Гм, твой муж говорит,
Мардж содрогнулась и ничего не сказала на это.
— Как считаешь, может, он прав?
— Термин очень неточный.
Ей показалось, что он смеется, однако она не была уверена. Проехав еще милю по извилистой дороге, он свернул на грязную обочину и выключил фары.
— Там кто-то есть.
— Где?
— Впереди.
Она высунула голову из окна, минуту вслушивалась в темноту, и наконец ей показалось, что впереди слышны голоса и слабая музыка.
Он завел мотор и проехал несколько сот ярдов с выключенными фарами. Потом опять остановился, вышел из машины и постучал в дверцу, чтобы Мардж последовала его примеру.
Над гребнем холмов показалась луна — полная, истеричная шаманская луна, которая до половины осветила каньон. В ее свете они спустились по сухому сыпучему склону, Хикс впереди, она следом. В конце незаметной тропы, выжженной в густом кустарнике, они наткнулись на калитку; Хикс открыл ее, они осторожно перешли железную оградительную решетку для скота и направились дальше вниз по тропе. Теперь отчетливо слышалась музыка — «Криденс» — и сквозь нее голоса. Когда кассета доиграла и музыка смолкла, голоса зазвучали яснее, и Мардж показалось, что голоса какие-то не такие, странные, неестественные, не соответствующие веселой вечеринке. Они подобрались к следующему мескитовому дереву и отсюда увидели дом, в окнах которого плясали отблески горящего очага.
Хикс вытянул руку и остановил ее:
— Я знаю, кто это.
Он смотрел на дом, словно решая, что предпринять.
— Спрячься, — велел он ей.
Она посмотрела на темные кусты.
— Где спрятаться?
В освещенных окнах двигались тени; Мардж почувствовала, что ночь холодная. Она стояла на месте, ожидая, что он скажет, куда ей спрятаться.
— Отставить. Пойдешь со мной.
Она последовала за ним на грязный двор, где повсюду валялись покрышки и части автомобилей. Во тьме за домом виднелись стоящие машины, хотя трудно было сказать, сколько их там.
В руке у Хикса появился пистолет. Когда они приблизились к окнам, она заметила, что он сунул пистолет в задний карман брюк; рукоятка торчала наружу. Она дернула его за рукав:
— Его видно.
Хикс только кивнул. Он нырнул в тень под стеной и заглянул в окно.
С того места, где он стоял, была видна большая часть единственной в халупе комнаты. В пузатой печурке жарко полыхал огонь, на столе в углу горела масляная лампа. Две блондинки в заплатанных джинсах стояли на коленях на матрасе, брошенном на пол посредине комнаты. Они были похожи, как близнецы, и обеим, казалось, лет по шестнадцать, не больше.
Позади них, привалившись к стене, сидели двое улыбающихся юнцов в джинсовых куртках. Пустые их улыбки были словно приклеенные; они сидели, привалясь плечом друг к другу. Одного из них, насколько знал Хикс, звали Шошон [40] — так, во всяком случае, он представлялся. Тощий, с медного цвета кожей — индеец или пачуко, с чисто лос-анджелесским выговором. Второй был высокий длинноволосый тип, с мешками под глазами, лет, наверно, на двадцать старше обеих девчонок. По движущимся теням Хикс определил, что в комнате находятся еще двое, которых ему не было видно. Он чувствовал, что это женщины.
40
Шошоны — племя североамериканских индейцев.
Он нашарил рукой Мардж, сидевшую на корточках у двери, и притянул ее к себе.
— Это — твой дом, — сказал он ей. — Веди себя по-хозяйски. Спокойно как удав.
Теперь посмотрим, что у меня за напарница, подумал Хикс. Он громко постучал. Ему не хотелось слишком пугать их, внезапно ворвавшись в дом. Потом он толкнул дверь и вошел.
Парни у стены разинули рот от удивления. Одна из девчонок-подростков сдавленно взвизгнула. Насупленная толстуха в грязной мексиканской накидке зло смотрела на него из другого угла комнаты. В доме была еще одна девушка — худая и рыжеволосая, с торчащими зубами и мертвенно-бледным лицом, которая вертела в руках черный парик.
Они смотрели, как он поднимает магнитофон и выключает его. Хикс не ошибся, предположив, что неприятностей следует ожидать в первую очередь от толстухи.
— Какого хрена тебе тут надо? Кто ты вообще такой?
— Не будь я таким благородным и добрым, — ответил Хикс, — я б спросил у тебя то же самое.
Блондинки на матрасе смотрели на него испуганными и безумными глазами. Шошон с трудом поднялся на ноги и подошел к Хиксу.
— Я сразу и не разглядел, кто это, — сказал он смеясь; говорил он как индеец, проглатывая слова.
Насупленная девица была вне себя от безмозглой ярости.
— Что это за ублюдок? Кто он?
— Он живет здесь, — сказал Шошон. Он, шатаясь, вернулся обратно и положил руку на голову приятеля. — Он живет здесь, правильно?
Приятель Шошона посмотрел на Хикса ничего не выражающим, сонным взглядом.
— Да, хотел тебя спросить, где так долго пропадал? — спросил Шошон. В его добродушно-удолбанном голосе на мгновение появилась и пропала неестественная злость.
— В море, — ответил Хикс.
Он заметил, что все в комнате смотрят ему за спину, где в дверях появилась Мардж. Он быстро оглянулся; к его удовлетворению, вид у нее был холодный и надменный. Похожее выражение было у нее, когда она отказалась сразу отдать причитающиеся ему деньги. Чем вызвала его подозрения.
— Ты — моряк! Он — моряк, — сказал Шошон приятелю. — Я знаю этого парня.
Приятель Шошона смотрел на пистолет, торчавший у Хикса из кармана.
— Что это там у тебя? — спросил он с протяжным оклахомским выговором.