Птенцы Виндерхейма
Шрифт:
Было, как был здесь и сам Хельг.
«Птенец», курсант-первогодок, который ничего не сможет сделать против четверых «соколов».
Хитрый-прехитрый Лис, чья хитрость сейчас абсолютно была ненужна.
Мальчишка, который обмирает от страха, от страха не за себя, а за глупую-преглупую девчонку, до которой ему не должно, совсем не должно быть дела, но он…
Лис обязан был уйти.
Хельг должен был остаться.
Остаться и что-нибудь сделать. Что угодно, лишь бы остановить происходящий на поляне кошмар.
Что угодно, но он просто не мог.
Хельг боялся. Он дико, безумно боялся Асбьёрна,
Абсолютный ноль без палочки.
Зачем все это было, Хельг? Зачем все это время ты старался изменить себя? К чему эти проведенные на Виндерхейме месяцы, месяцы самоуверенного Лиса, которого уважают и побаиваются, мнение которого важно, который лучше других «птенцов», и об этом знают другие «птенцы»? К чему все это, если стоило взять этого Лиса за шкирку, встряхнуть – и из разорвавшейся шкуры выпадет перепуганный Хельг, неуверенный, жалкий пацан, который, когда надо действительно сделать нечто стоящее, ничего не может сделать?!
Пустота.
Ноль.
Вот ты кто, Хельг.
И Лис сколько угодно может твердить о великой цели, о глупости и тупости окружающих, об их ничтожности. Все это слова, которые скрывают твою собственную ничтожность.
И он, наверное, продолжая захлебываться пустотой, превращаясь в пустоту, так бы и продолжил лежать, скрытый кустами, наблюдая, как ублюдок-«сокол» насилует Лакшми, если бы Ингвар не заметил его.
Брат Истины встретился с взглядом Хельга. И на мгновение…
На мгновение что-то колыхнулось в Лисе.
Что-то, что после больницы заставило его, не раздумывая, сопротивляться третьекурснику. Что сделало Свальда его вассалом. Что позволило понять боль Хитоми.
Что, в конце концов, привело его на Виндерхейм.
Желание перемен. Жажда изменений. Воля, направленная на разрушение устоявшегося порядка вещей.
Воля, которую почти удавалось задавить прошлому Хельгу, которую почти удалось поглотить нахлынувшей со всех сторон пустоте, которую почти обратили в ничто воспоминания, треклятая память, от которой никуда не деться, как ни старайся.
Мгновение, растянувшееся на века, закончилось.
Взгляд Ингвара скользнул дальше, остановившсь на тощем Гуди. Хельг напрягся. Сейчас. Сейчас «сокол» выдаст его и…
– Я вызываю тебя, Гуди, – скучающим голосом сказал Ингвар. – Под этим небом и на этой земле я, Ингвар, сын Рагнара, вызываю тебя, Гуди, сына Ивара, на хольмганг. Бой до первой крови. Я сказал.
Что?!
– Чего? – не меньше, чем Хельг, поразился тощий. – Ты что несешь?!
– Ты мне надоел, – сказал Ингвар, расстегивая мундир. – Пускай Асбьёрн делает что хочет, я не буду ему мешать. Он же все-таки главный. Хьёрлейв – парень простой, молчаливый. К нему у меня нет особых претензий. Но ты, Гуди, меня просто достал. А своими последними словами ты меня просто-напросто оскорбил. Так что или прими мой вызов, или покройся позором перед лицом Всеотца и богов.
– Эй, Асбьёрн! – неуверенно позвал тощий. – Он…
– Прими его вызов, – отозвался «сокол», расстегивая мундир и плотоядно разглядывая неподвижную южанку. – Он соблюл ритуал. Ты должен принять вызов, если не хочешь
Хельгу казалось, что его голова сейчас взорвется от разошедшихся мыслей.
Ингвар не выдал его. И не просто не выдал, а вызвал Гуди на священный поединок, прервать который не может ни один из них, пока не будут соблюдены условия победы. Даже если появятся наставники. Разве что Один, создавший ритуал хольмганга, священного боя под взором небес, снизойдет до сражающихся и повелит остановиться. Но такое было только раз, и то до Катастрофы. Практически из тех, кто мог помешать Хельгу, реши он вмешаться, остались только двое: здоровяк Хьёрлейв и ублюдок Асбьёрн.
Неужели Ингвар сделал это специально?
Если так, то у местной ячейки братства не все так хорошо, как можно было бы подумать.
Однако об этом стоит размышлять в другое время. Сейчас у тебя появился шанс, Хельг, небольшой, стоит признать, но все-таки шанс. Шанс спасти Лакшми.
Ты должен ее спасти. Иначе ты действительно ничтожество, как бы ты себя ни оправдывал.
Хельг напрягся, выжидая подходящий момент.
Ингвар и Гуди сходятся. Тощий напряжен, остерегается атак противника и боится нападать сам. Ингвар усмехается и неожиданно прыгает на Гуди, валя его на землю. Хьёрлейв внимательно следит, чтобы дерущиеся не кусались, не царапались и не били по горлу.
Ни на что не обращающий внимания Асбьёрн, облизав губы, расстегивает ремень, приспускает штаны. Лакшми, отвернувшись, закрывает глаза, дрожа всем телом.
Не будет более подходящего момента, понимает Хельг. Надо действовать. Сейчас или никогда.
Он вскочил и, вложив в свой рывок всю имеющуюся силу, промчался сквозь заросли, выскочил на поляну и со всей дури врезался в Асбьёрна, не ожидавшего такого поворота событий. Обмотанный вокруг левого кулака ремень пряжкой впился в челюсть «сокола», сбросив его с Лакшми. Не теряя времени, Хельг полоснул третьекурсника ремнем, который держал в правой руке, целясь пряжкой в лицо. Удар пришелся в висок, рассекая плоть. Брызнула кровь. Попытавшемуся встать и ответить ударом на удар Асбьёрну помешали спущенные штаны. Хельг не преминул пнуть его в грудь, вложив в пинок как можно больше силы.
Развернувшись, Лис увидел, что к ним спешит Хьёрлейв. Ингвар уверенно теснил Гуди, загоняя того в кусты, и только здоровяк представлял собой угрозу на данный момент.
Успев заметить, что ему в голову что-то летит, здоровяк вскинул руки, но о предплечья разбилось птичье яйцо. Недобро оскалившись, Хьёрлейв бросился вперед, не обращая внимания на новый замах Хельга. «Каким-то яйцам не остановить меня», – так наверняка думал «сокол», прежде чем голыш ударил его прямо промеж глаз, заставив споткнуться и рухнуть на землю.
«Это должно быть больно», – злорадно подумал Хельг.
Он развернулся, с размаху ударил ногой Асбьёрна по голове. Схватив Лакшми за руки, рывком поднял. Времени на объяснения не было. Со времени первого испытания бхатка не стала тяжелее, и Хельг, просто подняв ее на руки, ломанулся сквозь кусты. Он бежал так быстро, как не бегал еще никогда в жизни, словно от этого зависело само его существование.
Впрочем, оно от него и зависело.
Вряд ли братья Истины позволят ему уйти безнаказанным.