Птенцы Виндерхейма
Шрифт:
На третьей части было показано время после Катаклизма. От огромного материка остались только крошечные островки, на которых ютились выжившие люди. Они сражались со злыми духами и друг с другом за право жить. Таким застал мир Всеотец, когда, вспоров брюхо Фенриру, добыл свое Небесное Око. На картине было изображено, как одним своим лучом он осушает море, чтобы дать людям больше пространства для жизни, а другим пронзает Мирового Змея.
– Хельг, а что здесь изображено? – спросила Лакшми, разглядывая соседнюю стену.
– А, это… – Голос Хельга
– Зачинает?
– Ага. Знаешь, когда мужчина приходит к женщине, они раздеваются и… – Хельг запнулся. Кажется, он только сейчас понял, ЧТО говорит.
– Раздеваются – и? – заинтересовалась бхатка.
– Ну… и проводят… обряд… приносят жертву… и боги дарят им детей…
– А как они проводят обряд?
– Э… – Хельг покраснел как рак. – Танцуют там… целуются… разные вещи делают…
– Какие разные? – настойчиво спросила Лакшми.
– Песни поют… – убитым голосом сказал Хельг. – Напитки пьют…
Альдис прыснула, но тут же закрыла рот ладонью.
– И за это боги дают детей? – продолжала допытываться Лакшми.
– Наверное…
– Глупость какая-то, – решительно сказала Лакшми. – По-моему, просить детей у богов надо по-другому.
– Вот и я так думаю, – неуверенно отозвался Хельг.
Альдис сползла по стенке. Она заткнула рот обеими руками, но смех все равно прорывался невнятными бульканьями. Только бы не заржать в голос или не сболтнуть что-нибудь лишнее! Объясняй потом Лакшми, откуда дети берутся.
– Очень смешно, – язвительно бросил Хельг в ее сторону и наградил Альдис мрачным взглядом, но от этого стало еще смешнее.
Наконец она сумела успокоиться, утерла выступившие слезы, поднялась и подошла к рисунку, который обсуждали Хельг и Лакшми. На нем была изображена Сольвейг Тороддсдоттир, дочь отважного конунга Тородда Сванссона. Всеотец избрал Сольвейг за чистоту души и храброе сердце для рождения своего сына – полубога-получеловека, который должен был вернуть на землю мир и спокойствие. Сольвейг стояла перед огромным окном в ночной рубашке со сложенными на груди руками. Ее фигуру ярко освещало солнце, несмотря на то, что на дворе была ночь. В льющемся из окна свете можно было различить схематичные фигуры «Дварфа» и «Стрелка» – Всеотец даровал своему будущему сыну турсы как залог его царствия на земле. С этого момента заканчивалась эпоха Смутного времени, ибо в мир пришел сын Бога-Солнца.
На противоположной стене был нарисован первый конунг Харальд Скаллагримссон, перед которым склонились брахманы и кшатрии юга, мудрецы и самураи востока, друиды и фении севера. Эту картину Альдис тоже видела в книге отца Джавара, она символизировала повиновение народов Архипелага Дому Солнца. Как сказал отец Джавар, первый конунг, объединивший Архипелаг в единое государство Мидгард, воплощал на картине сам конунгат.
На последней стене застыл уже знакомый Альдис орел. Могучая птица парила, расправив крылья, в воздушных высях. Над орлом расстилалась семицветная радуга, по которой катилось солнечное коло – свастика. Справа от него распускался алый цветок костра, слева выглядывал из треугольника черный зрачок Небесного Ока – один из символов Храма.
– Эта стена отличается от остальных. – Голос Хельга над ухом заставил девушку подпрыгнуть.
– Чем?
– Посуди сама. На этих трех рассказываются истории – о Катаклизме, о Всеотце, об Объединении. А на этой – только символы.
– Логично. А ты соображаешь.
Хельг попытался скрыть самодовольную улыбку:
– Ну, спасибо.
Альдис прошлась по стене подушечками пальцев, пытаясь нащупать хоть малейший выступ. Увы, эта стена была такой же гладкой, неподатливой, глушащей любой звук.
– Бесполезно, – со злостью отметила она, оборачиваясь к Хельгу. Тот все так же задумчиво глазел на рисунки. – Везде камень. Нужен другой подход.
– Надо понять логику, – задумчиво протянул парень. – Говоришь, везде камень?
– Камень. Эти плиты, наверное, в полметра толщиной.
– Ясно…
– Ясно? А мне – нет.
– Может, пол? – неуверенно предположил Хельг.
Пол в комнате был выложен темными шестиугольными плитами. Камень поблескивал прожилками мрамора, но ни рисунков, ни каких-либо других подсказок видно не было.
– Может, и пол. – Альдис задумчиво прошлась по комнате, впечатывая каблуки в гладкую поверхность. Не похоже, чтобы где-то скрывалась потайная пружина.
Дойдя до противоположной стены, она остановилась. Давило отвратительное ощущение, что они занимаются ерундой, ищут совсем не там, где нужно…
– Выход как-то связан с рисунками? Или рисунки здесь для того, чтобы отвлечь внимание?
– От чего отвлечь? – Хельг все так же пристально изучал стену с символами.
– От пола, от двери. Не знаю.
– Давай мыслить логично. Если бы выхода не было, то это испытание было бы совершенно нечестным, ведь так?
– Так, – согласилась Альдис, исследуя стену с Сольвейг. На всякий случай она решила проверить все четыре стены.
– Однако нам должны были дать шанс добраться до выхода. Значит, запереть нас в комнате и не оставить намека на выход – это против логики действий. – Хельг снова замолчал. Про себя он что-то напряженно обдумывал.
– Ну и?
– Все должно быть очень просто. Надо найти подсказку.
– Звучит убедительно. Значит, все-таки рисунки. – Альдис уже закончила изучать стену с Зачатием и перешла к Поклонению. Хельг все еще думал, а последняя стена ни в чем не уступала своим соседкам.
Как-то тяжело, по-стариковски вздохнула Лакшми. Она поджала здоровую ногу и зябко обхватила себя за плечи:
– Всеотец, как же я устала!
Альдис замерла и медленно повернулась. Хельг смотрел на нее в упор, и в его взгляде она прочла свою догадку.
– Всеотец? – Она еще раз обежала взглядом сюжеты. Катаклизм, Зачатие, Поклонение, просто солнечные символы.