Птица Карлсон
Шрифт:
— Спасибо, — сказал Карлсон. — А о чем сегодня Профсоюзный комитет сказал?
— Что значит — о чём?
— Как?.. Ну… о чём? За что премию дали, кому? Что председатель сказал?
— Кому?
— Кому? Ну тебе, например.
— К сожалению, я не могу тебе об этом рассказать. Это закрытый материал, а ты все-таки, Карлсончик, внештатный сотрудник. Так что не сердись. Возьми себе ещё варенья и забудь обо всем этом.
06 октября 2022
Буря
В
Главный член дуумвирата давно обо всём знает или не хочет ничего знать, но так повелось с тех времён, когда инсургенты высадились в заливе Трёх поросят, и судьба революции висела на волоске. Тогда он по нескольку раз в день перемещался вдоль этих арок, ещё помнивших шаги прежнего правительства, одышливое дыхание толстяков и их отрыжку.
На острове было два вождя — Малыш Тибул и Великий Просперо, которого уже десять лет никто не видел. Малыш Тибул был лицом революции, а Просперо — её сутью. Поэтому Великий Просперо удалился в научный институт в горах, где крепил оборону Острова. А малыш Тибул отвечал за веселье и развлечения, что было свойственно артисту.
Он принимал парад в седьмой день месяца пассатов, и перед балконом дворца тянулась бесконечная толпа освобождённого народа. Малыш Тибул махал ему с балкона с некоторым трудом. Руки уже плохо повиновались ему. Он безобразно растолстел, и пальцы у него были похожи на сосиски. «Нет, — подумал Юлиус Калибан, не снижая скорости. — Скорее, на сардельки».
В это время вождь уже проснулся. Он несколько минут лежал, глядя в потолок, будто осознавая окружающий мир. Никто не смел его будить, он даже думал переменить это правило — ведь если ему под утро станет плохо, то никто не поможет, так он и останется жирной тушей в кровати. Ну, может, свалится на пол.
Он спустил ноги вниз. Ступни не доставали до пола, и он долго рассматривал их, как что-то чужое, болтающееся внизу. Как безобразно он растолстел, ноги теперь похожи на сосиски, даже нет, на сардельки. Щиколотки вообще были не видны. А ведь когда-то он ходил по канату. Вождь вспомнил тот день, когда шёл по тонкому проводу между домами, и госгвардейцы стреляли в него с мостовой. Теперь они охраняют покой вождя, и их форма ничуть не изменилась — всё те же перья на парадных треуголках, и те же кители для повседневного ношения. Буря революции оказалась бессильна против этой эстетики.
Малыш Тибул давно понял, что главное в армии — это мундир. И мундиры Госгвардии оставались всё той же фантазией на тему Империи. Это он видел в американском фильме, где взрывы грохочут в пустоте и распускаются, будто хризантемы. Очень важно, чтобы у кителя был воротник стоечкой. Империи, где гвардия носит отложной воротник, не выживают.
Вождь одевался сам, но камердинер ждал за дверью, всегда готовый прийти на помощь, но пока вождь мог сам натянуть мундир на жирное тело. Сейчас ему расскажут про дирижабль.
— Дорогой друг Тибул, — произнёс Юлиус Калибан. «Дорогой друг» было официальное обращение к любому члену партии, вплоть до дуумвиров, принятое в первый год революции.
— Дорогой друг Тибул, — докладываю вам, что в связи со сложными метеоусловиями, мы закрыли границы. Станции слежения обнаружили дирижабль рядом с островом. Он пересёк черту нашей ответственности, а потом пропал с радаров. Предположительно, разбился в горах.
— Экипаж? — нетерпеливо перебил вождь.
— Экипаж ищут, дорогой друг Тибул, — поклонился Юлиус Калибан. — Мы перекрыли все тропы в горах.
Всё это было очень неприятно, потому что такие новости вызывают брожение в умах.
— В медиа не упоминать, завтра доложить о поимке, — Малыш Тибул знал, насколько медиа важны, потому что медиа не мессадж, а ржака. Медиа должны быть ржакой, потому что ржака сильнее любого послания. Он десять лет заведовал ржакой на Острове, то и дело вспоминая Трёх толстяков, один из которых владел всем хлебом, другой — углём, а третий — сталью. «Типичная сырьевая экономика, — думал Малыш Тибул, — Прошло это время. Теперь только ржака. Ржака ломит сталь и уголь. Она давит даже хлеб, но, конечно, если правильно реализована. Я занимаюсь мечтами и снами, а Просперо — всего лишь оружейник, хотя и с навыками массового поражения… Но отчего же я так толстею?»
Великий кудесник Ариэль Карлсон специально прилетал к нему из лаборатории в горах, чтобы делать липосакцию, но ничего не помогало.
Малыш вдруг вспомнил, как они убивали толстяков. Двух поймали в порту, когда они готовились покинуть Остров на яхте, а третьего схватили в аэропорту. Впрочем, не схватили, а просто сбили самолёт со всеми пассажирами, уже считавшими своё бегство успешным.
Малыш Тибул убил толстяка, заведовавшего хлебом, сам. Он был так толст, что пули вязли в его жире. Тогда Малыш Тибул перерезал ему горло, что тоже, в общем, было нелегко. Его удивило, что толстяк перед смертью не молил о пощаде, а коснулся руки Малыша.
— Какой худенький, — прошептал толстяк. — Ну, ничего, поправишься.
И нож, наконец, пробил его горло. После этого бывший правитель только хрипел и булькал.
Малыш Тибул действительно поправился, говоря попросту — растолстел. Жизнь его продолжалась только благодаря доктору Ариэлю Карлсону.
Это был настоящий маг, он мог превратить белого в негра и наоборот. Ему были подвластны стихии, недаром его звали Ариэль. Доктор Карлсон. Впрочем, имён у него хватило бы на несколько человек. Карлсон был ещё Гаспар, Мельхиор, Балтазар, ну и Ариэль, конечно. Когда-то он спас Малыша от госгвардейцев, превратив его в карлика. Рост Малыш себе вернул, но после победы революции у Карлсона начались неприятности, он даже сидел в тюрьме.
Как-то Просперо позвонил ему из своей лаборатории в горах.
— А вот Ариэль, Ариэль Карлсон, тот, что тебя прятал… Он — мастер? Скажи, мастер?
Малыш замялся.
— Он сумасшедший.
— Но — мастер?
— Пожалуй, мастер.
И Просперо отключился.
Нет, не стоило тогда оставлять это дело на самотёк. Сумасшедший Карлсон был полезен, и если им заинтересовался Просперо, то не стоило отпускать его. А теперь Карлсон работал на оружейника. Собственно, он и сам был великим оружейником. Просперо поставил дело на широкую ногу: оружие было тем, в чём он хорошо разбирался. Атомный проект, биологический проект, генетическая зараза, геофизическая бомба. Просперо наводил на учёных страх своим пенсне, но только они и видели второго вождя. На публике он не показывался.