Птица Карлсон
Шрифт:
Но чаще всего за этим наблюдают с дачной веранды, после вечернего чая, после необременительной карточной игры, и опять разговоров, когда некуда торопиться. Впереди долгий барский завтрак, переходящий в обед, блик графинчика в буфете в тот момент, когда Арнольд Петрович решил сам найти соль, и Фирс будет трясти головой, отвечая на незаданный вопрос.
А сейчас, в этой минутной паузе, когда утихли разговоры, только звякнула ложечка, но ещё не стукнулось снова горлышко бутылки о рюмку, когда все уже устали говорить, нужно прислушаться.
Многое этому мешает, да разговоры на такой веранде
Тогда в ночной дачной тишине можно услышать тонкий звук — чуть громче комара, чуть тише падения бадьи в шахту.
Это — плюти-плют — во тьме летит многоликий Карлсон.
2022
Твоё подлинное имя
Время было похоже на чёрную воду, в которую вступаешь, и больше не можешь выйти на берег.
Вода была чёрной и солёной, будто тонешь в море.
Он проснулся посреди ночи, весь в поту.
Жена храпела рядом. Даже в темноте был виден неестественный цвет её волос.
Что ему снилось - было стыдно рассказывать. Голые мужчины, жаркое солнце, берег в пене прибоя.
Теперь он, лежащий в мятых простынях, был покрыт липким потом стыда.
В окно глядела Луна, будто надсмотрщик за ночной нравственностью. Нужно было успокоиться и заснуть. На всякий случай он сделал несколько дыхательных упражнений, но потом всё же встал и пошёл в туалет, прихрамывая, потому что нашарил только один тапочек.
В такие минуты он ненавидел себя. В зеркало он старался не смотреть - что там можно увидеть? Немолодого толстяка, неудачника, вчера опоздавшего на работу и не успевшего побриться.
Сейчас щетина только укрепила свои позиции. Если он опоздает наутро, а он, с таким нервным и прерывистым сном, точно опоздает, то придётся оправдываться, что это «гарлемский вариант». Он услышал эту фразу в одном фильме и с тех пор часто употреблял её в ответ на любой упрёк. «Гарлемский вариант». Где он, этот Гарлем, наверное, в тысяче миль. Он никогда не был в Гарлеме, он не был на Манхеттене вообще. «Только покойник не ссыт в рукомойник», - произнёс он про себя старый стишок.
Жизнь была кончена, он понимал, что сдохнет в замкнутом кругу работы и дома. Круг состоял из просроченных кредитов и долгов. Они катились на него, как огромный шар из кошмарного сна. В этом сне он встречал удар этого огромного шара, упирался и начинал отталкивать его от себя. Нужно было накопить младшей на колледж, а на то, что старший будет учиться, надежды никакой не было. Старший будет работать на бензоколонке - и это ещё хороший исход.
Надо снова уснуть - завтра понедельник, накатом пойдёт утренняя смена, и перед глазами будут мигать лампочки на пульте. Перепутаешь - и завоет сирена. У него уже два предупреждения, а говорят, третьего не бывает - сразу выставят за ворота. Он представил, как идёт по территории станции с картонной коробкой, в которой кружка, подаренная дочерью, фотография семьи, похожая на фотографии тысяч других семей, ну и, конечно, какая-то чушь, с корпоративных праздников. А денег нет, чтобы нанять няню для младшей, на Лизу тоже нет. Хорошо хоть, что мальчику это не нужно - он обходится как-то сам. Но не постучит ли по этому поводу к ним в дверь полицейский - это вопрос. В модных журналах жены говорили, что ночная еда успокаивает, и он завернул к холодильнику и запустил руку в контейнер с тефтелями.
Вернувшись в постель, он попытался заснуть.
Сон был где-то рядом, бился прибоем под кроватью, нашёптывал в ухо чужой речью.
Для того, чтобы подманить дрёму, он вспомнил старый фильм и новую игру, так что принялся считать: «Аризона» - две бомбы, на дне, стала мемориальным кладбищем, «Калифорния» — три торпеды, ушла на дно, поднята на поверхность, «Мэриленд» — две бомбы, отремонтирован, «Невада» — пять бомб и одна торпеда, поднята и введена в строй, «Оклахома» — 9 торпед попали в неё, оверкиль, разрезали на металл, «Теннесси» — попали две бомбы, введена в строй… - и тут, не пробормотав список кораблей и до середины, он задышал быстро-быстро и комната с кондиционером исчезла.
Он провалился в сон, где было всё то же - море и палящее солнце. Рот набит песком и невозможно кричать. Он сжимает в руке нож, но толку в ноже нет. Его убивают, прямо тут, на пляже.
Утром жена, собирая ему завтрак в контейнер, угрюмо молчала.
– Ну что теперь?
– спросил он.
– Ночью ты кричал. Напрасно ты ходишь в «Зону приключений». Это ни к чему, уж лучше б ты пил своё пиво. Покупать радость пивом, во всяком случае, дешевле.
Он промолчал.
Как ни крути, она была права.
Всю дорогу до станции он думал о том, что можно было бы не покупать чужих воспоминаний, но он подсел на них, круче, чем на травку. На парковке пришлось сделать несколько кругов - плохо приезжать последним.
И вот наконец щёлкнул турникет, потом, на втором контуре безопасности, у него проверили радужку глаза и сличили отпечатки пальцев. Он совершал путь на свою Голгофу - по коридору к раздевалке, а потом, уже переодевшись в комбинезон, к пульту.
«Как бы не заснуть, - подумал он.
– Может, всё дело в этих чужих воспоминаниях. Доктор говорил, что чужие воспоминания вредны, они начинают драться с собственными, и человек вовсе не понимает, кто он».
Реактор жил перед ним огромным живым изображением, огоньки мерцали зелёным, значит, всё было нормально. Реактор на экране был похож на огромное пульсирующее сердце. Ритм его успокаивал, и он снова почувствовал, что начинает валиться в сон, как убитый солдат - в окоп. Смерть была рядом, под палящим солнцем.
Усилием воли он очнулся. Индикаторы горели зелёным.
Всё шло нормально.
Друг сменил его, и оттого у него было сорок минут на обед. Время текло, как вода в охладительных контурах.