Птица счастья
Шрифт:
— Успокойтесь, пригладьте взъерошенные перышки. Да, сказал.
— Но одновременно добавили, что виной тому была я.
— Сказал правду. К тому же я объяснил Гаю и то, что вы спасали сокола.
Кортни вспомнила, как ругался Гай при их первой встрече, точь-в-точь подражая отцу, как пытался защитить Джерета, как сильно нуждался в его одобрении.
— Думаю, ваш сын просто обожает вас, — сказала она.
Джерет покраснел от удовольствия, глаза его радостно заблестели.
— Да, мы с ним славно ладим. Однако я не всегда уверен, что воспитываю его правильно.
— Догадываюсь, что
— Молодчина. Все будет о'кей. Гай — довольно вздорный мальчишка, но не волнуйтесь, сегодня он драться не будет. Мы серьезно поговорили на эту тему.
Кортни не верила своим ушам: их разговор превратился в спокойную беседу о воспитании мальчишек — это было просто здорово.
— Давайте-ка посмотрим, что там в корзинке, — предложил Джерет. — А я пока достану пиво.
— Как сегодня ваша нога?
— Болит. Даже больше, чем вчера. Может, это проходит шок, а может, раньше меня отвлекали ваши поцелуи.
Склонив голову, чтобы скрыть румянец и засветившееся в глазах удовлетворение, которое она испытала от этих слов, Кортни пробормотала:
— Могу представить себе, когда вы в последний раз целовали женщину.
Джерет рассмеялся.
В это время раздался телефонный звонок, и хозяин кивнул гостье, чтобы та сняла трубку.
— Джерет? — произнес женский голос.
— Одну минуту, подождите, — Кортни протянула трубку хозяину.
— Я думаю, это — ваша мама, Джерет.
Кортни знала, что это, конечно, не его мать, но не смогла придумать ничего более подходящего. Джерет усмехнулся и подошел к телефону. Разбирая корзинку с едой, Кортни старательно прислушивалась к разговору.
— Да нет, Труди, — говорил Джерет, — это зашла соседка, и за обедом мы обсуждаем три В: восторг, высоту и выгоду.
Кортни едва не уронила стакан. Из трубки донеслось хихиканье, а затем возмущенный возглас, который вполне мог соперничать с криком Эбенезера, и Джерет сказал:
— Ладно, Труди, я шучу. Она — из Ассоциации Учителей и Родителей. Наши сыновья учатся в одной школе.
Молча, закипая гневом, Кортни взяла стакан и наполнила его пивом.
— Я позвоню тебе позже, дорогая, — приглушив голос, продолжал Джерет.
Это «дорогая» довело Кортни до белого каления. Кого-то он называет так ласково, а к ней обращается не иначе, как насмешливо: «Малыш». И даже сегодня, хотя она распустила волосы, подкрасилась и принарядилась. Впрочем, какая ей разница, чем занимается мистер Кэлхоун в свободное время. Но, как оказалось, это было для нее далеко не безразлично. Кортни взглянула на говорившего по телефону хозяина. Держа трубку в руке, он следил за ней внимательными голубыми глазами. «Почему же вдруг, — подумала Кортни, — ее стали так трогать его поступки? Почему его обращение «дорогая» к незнакомой женщине принесло ей острую боль? Может быть, причина — в обыкновенном женском тщеславии? Или это более глубокое чувство?»
Джерет повесил трубку телефона и поднял упавшую салфетку. Достав из холодильника содовую, Кортни налила себе стакан. Дождавшись момента, когда она освободилась, Джерет схватил ее за руки и притянул к себе. Это произошло так быстро, что Кортни
— Стой спокойно. Будешь вырываться — повредишь мою больную ногу. Обещаешь?
— Обещаю, — эхом отозвалась Кортни, смутно понимая смысл того, что говорит.
Джерет провел рукой по ее спине:
— Какие красивые у тебя волосы.
— Спасибо за комплимент, мистер Кэлхоун.
— Джерет, Малыш. Давай обойдемся без «мистера» и «миссис».
— Но мы же с вами не знакомы так коротко, — возразила Кортни.
Джерет принялся перебирать длинные волосы, затем приложил их к своей щеке, подробно рассматривая каждую черточку ее лица.
— Тогда что нам мешает познакомиться поближе? Я бы очень хотел этого. И вы, если бы были хоть наполовину честны перед собой, хотя бы на одну десятую менее щепетильны и чопорны, вы бы признались, что и вам этого хочется не меньше.
— У вас столько же очарования, сколько у репейника, — еле слышно произнесла Кортни, и в голосе ее послышалось осуждение.
Джерет засмеялся:
— Ну, говори, говори, Малыш... Надо же — «репейник»!
Кортни попыталась освободиться, но под рукой не оказалось никакой опоры, кроме самого Джерета Кэлхоуна, его рук, плеч, груди. И в эту минуту в его облике не было резкости или острых углов. Напротив: полные, красиво очерченные губы излучали захватывающую чувственность.
— Ты не обожжешься, если положишь руку мне на плечо, — предложил Джерет.
— Может, вы отпустите меня?
— Не вижу в этом никакой необходимости. Расслабься, давай поговорим о колючках. Вот ты ведешь себя так, словно сидишь на одной из них. — Ласково уговаривая, Джерет перебирал в пальцах ее длинные шелковистые волосы. — Они, как золото.
— Кто? — удивилась Кортни.
— Твои косы. Просто чертовски хороши.
Поджав губы, Кортни покраснела и снова попыталась освободиться из объятий.
— Эх, поцеловать бы тебя так крепко, чтобы пропало всякое желание удирать!
— Да вы просто чемпион среди отвратительных и мерзких типов! — Грубостью Кортни пыталась подавить в себе всплеск стремительно захвативших ее симпатии и желания.
— А ты такая пылкая, ласковая и соблазнительная, Малыш, что устоять перед тобой просто невозможно. Закрой глаза.
— Н-е-ет!
— Кортни, — тихо, но твердо повторил он. — Я хочу поцеловать тебя.
Ее сопротивление таяло и исчезало. И чем сильнее Джерет поддразнивал ее, тем быстрее она сдавалась. Желание, чтобы он целовал ее крепко-крепко, так ясно отразилось в глазах Кортни, что Джерет без лишних слов сжал ее в объятиях и жадно завладел губами. Рукой она обвила его за шею, почувствовав легкое прикосновение мягких волос. Все вокруг перестало существовать, самые разные чувства соединились в этом поцелуе. Сердце Кортни билось гулко и неровно, сейчас она уже не смогла бы назвать его «репейником». В эту минуту ее держал в объятиях сексуальный, чувственный мужчина, ласки которого приводили ее в экстаз. Кортни приникла к нему, всем телом стремясь навстречу страстному поцелую. Рука Джерета ласкала ее грудь. Он так близко прижал ее к себе, что через одежду Кортни почувствовала, как в возбуждении напряглись его мышцы.