Птица у твоего окна
Шрифт:
Володя завел машину, и они рванули с места. Царь жалобно поскуливал, беспокойно вертясь, тыкаясь головой о стекло.
Таня вдруг начала горько плакать.
***
В понедельник Таня с нетерпением ждала окончания уроков. Шок постепенно проходил, взамен появилось четкое осмысление происшедшего. Не оставшись на комсомольское собрание, случившееся так некстати, Таня ринулась к Антону.
Умственно она подгоняла троллейбус, неторопливо двигавшийся по подмерзшим после вчерашнего вечернего
Он еще не вернулся. Немая квартира способствовала нарастанию тревоги.
«Его не отпустили? Но за что его вообще, забрали? Должна же быть справедливость?!» - с волнением думала Таня.
К счастью, у Тани был записан телефон квартирной хозяйки (Антон снимал квартиру). С нетерпением дождавшись своей очереди у телефона – автомата, согрев дыханием зябнущие пальцы, Таня стала вращать телефонный диск. Хозяйка оказалась дома, но она ничего не слышала об Антоне.
Таня сидела в задумчивости на скамейке, когда услышала знакомый звук мотора. Подкатил Володин «Запорожец». Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что от Антона нет вестей. На заднем сидении бил хвостом лохматый Царь.
Таня села к Володе в машину.
– Володя, надо что-то делать. Мы должны узнать хотя бы за что его забрали.
– Его вполне могли взять за хулиганство, но, я думаю, подержат и выпустят…
– А если нет?
– Если нет – тогда дело осложнится, - хмуро сказал Володя, глядя на Таню добрыми тусклыми глазами. Потом ударив по рулю, скомандовал:
– Поехали!
Они тронулись. Под колесами трещал молодой лед, покрывший лужи. Он рассыпался белым стеклянным порошком.
Небо хмурилось. Ветер гнул острые верхушки деревьев.
Они въехали в поток машин, долго петляли, кружили, то и дело, тормозя у мигающих светофоров.
Володя успокаивал Таню:
– Не волнуйся. Что-нибудь придумаем. Жизнь – не гладкая дорога, бывают на ней всякие рытвины и ухабы… И нужно мужество все эти неприятности выдерживать. Человека не хватит, чтобы выдержать. А нужно, чтобы хватило!
– Ну скажи, Володя, ведь если по справедливости, ему ничего не должны сделать? В чем Антон виноват?
– Ох, сейчас такое время, все может быть!
Царь поскуливал, бил хвостом по дверце, и Таня успокаивала его, гладя густую черную шерсть.
Здание третьего отделения было желтым, стены, облупливались, как бы счищая с себя чешую.
– Наверное, еще при Сталине строилось, - сказал Володя.
Дверь на входе имела более современный вид, но была такой огромной и тяжелой, что пришлось прикладывать усилия, чтобы ее открыть. Володя, заперев пса в машине, приказав сторожить, догнал Таню.
В отделении было полупусто. Какая-то женщина уговаривала дежурного, сидящего за стеклянной перегородкой, выпустить ее сына.
Тот нервничал:
– Мамаша, я вам говорю, что за эти дела не отвечаю. Я только на дежурстве. … Да, знаю я вашего несравненного! Следить нужно было за сыном,
– Но он же совсем ребенок, - плакала женщина. – Его другие толкнули на это, а он по неразумности и пошел.
– Свою голову должен на плечах иметь. Ладно, гражданочка, разберемся. Идите, идите и думайте…
Глаза дежурного выпучились на Володю и Таню. На Тане он задержал внимание.
– А вы чего хотели, девушка?
За нее ответил Володя, нервно теребя бороду:
– Мы хотели узнать о нашем товарище. Его вчера забрали в парке Кирова.
– Пьяным? – равнодушно спросил дежурный и начал листать книгу. – Как фамилия?
– Нет, он был среди художников, он был совершенно трезв и попал к вам по чистой случайности.
– К нам по случайности не попадают, - небрежно вставил дежурный, продолжая листать книгу.
– Но он ни в чем не виноват, - сказала Таня, с надеждой глядя на дежурного.
– Разберемся, - повторил привычную фразу дежурный и взял трубку. – Так значит Терехов? Есть такой… Алло… Что у нас там по Терехову А.И.? Да, Те-ре-хо-ву… А.И. Вчера…
Какое-то время он слушал, кивая.
– Немного погуляйте, - сказал дежурный.
Таня и Володя вышли в беседку в небольшом, запущенном скверике. Небо хмурилось, сквозь угрюмые тучи поблескивало холодное солнце и тут же скрывалось за плотным темным одеялом мрака. Было морозно и холодно. Лавочка в беседке была старой, изрезанной ножом.
Володя, легонько обняв Таню, успокаивал:
– Вот такая жизнь, Таня… Бывают радости, но они перемежаются с горем….
У Тани на душе было тускло как никогда. Она молчала.
Володя сходил к машине и привел Царя. Верный пес лизнул Тане руку шершавым теплым языком.
Коричневые листья летели под ветром и мягко стучали о стенд «Их разыскивает милиция».
Володя ушел узнать новости, его долго не было. Наконец-то он вышел – прямой, с непроницаемым лицом. Пришел и, вздохнув, сел.
– Ну что? – тревожно спросила Таня.
– Дело неважное. Его обвиняют в сопротивлении работникам милиции. Он там ударил кого-то.
– Но ведь его самого били.
– Сейчас этого не докажешь. У нас же работники милиции – чистые и гуманные люди.
– Я сама видела, могу быть свидетелем.
– Тебя никто и слушать не станет. А могут еще и в спекуляции обвинить.
Таня вздохнула, и они замолчали, уставившись в пасмурный серый мир.
К отделению подходил человек в пальто. По ветру развевались его поседевшие волосы. Таня сначала равнодушного взирала на него, а потом вдруг поймала себя на мысли, что где-то уже видела его. Вспомнился разговор в бассейне. Это он разгадал тайну записки Карамзиным, расспрашивал ее подробнее об этом. Тогда они вроде бы нашли общий язык. Какой-то капитан… Как же его? Никандров или Никаноров…. Кажется, Никаноров. А что если…