Птица у твоего окна
Шрифт:
– Нет, как раз сейчас я готов принять любую правду. Только не ложь. Я устал ото лжи…. Мальвина, за что, ты меня так?
Сергей почувствовал, что перешел какую-то грань, но не мог остановиться.
– Деньги на мне зарабатывала! Вместе со своим любовником Янисом.
– Нет! – вскричала Мальвина. – Не смей, мальчишка, щенок!
– А я тебе так верил, так тебя любил. Ты для меня была самой лучшей на свете! И ты меня предала! Ну что ж, кажется, я тебе все сказал.
Сергей повернулся и пошел в прихожую.
Мальвина схватила его за рукав.
– Сережа, не уходи… Я должна тебе все рассказать. И ты поймешь, что это не я виновата в том, что произошло. Это они, они, Сережа! Они меня вынудили, заставили. Они умеют заставить… Будь
Охваченный ее внезапным порывом, Сергей вернулся. Полутьма комнаты не скрывала ее жалкого вида, слез на лице.
– Ты жесток со мной, ты ничего не знаешь! Думаешь, жизнь проста, легка и радостна. Она может так скрутить человека, что поневоле ты пойдешь на недостойные поступки, а потом за свои ранние, мелкие ошибки расплачиваться будешь. Она может затянуть человека в омут, в грязь, в болото, откуда не выбраться….
Мальвина тяжело вздохнула и села на диван с неубранной постелью.
– Я должна тебе все рассказать. … Надеюсь, ты поймешь, что я не виновата!
Кем я была раньше? Да, господи, представь себе маленькую девочку – пышечку, круглощекую, румяную. На головке бантик. Каждый норовил меня погладить по этой щечке, хорошо, когда еще и конфетку давал. Я верила в хороших дядь и теть, веселилась, стишки там всякие рассказывала. Танцевала при гостях, а они так весело хлопали в ладоши и хвалили меня. Маме было приятно, она любила меня демонстрировать. … Да, именно демонстрировать, но реальная жизнь вокруг была не так уже добра, в ней было больше жестокости. Сначала нас бросил отец, мне тогда шесть годиков было. При нем мы жили хорошо и даже, как я сейчас понимаю, шикарно. А уходя, отец забрал машину, часть мебели, какие-то вещи…. Часть вещей мама продала – она привыкла жить шикарно, как раньше, она привыкла к комфорту. Но потом стало хуже. Деньги закончились, мать пошла на работу, хоть она и не привыкла трудиться. Мною почти не занимались, хорошо хоть на музыку отдали… Потом стали появляться у мамы мужчины, ведь не старая она еще была. «Товарищи по работе» иногда оставались на ночь. Помогали доставать разные вещи, дефицит. Что-то продавалось втридорога. Появились деньги. Чужие «дяди» устроили мать на работу в ресторан. Она приносила оттуда пожрать… Потом мать стала работать секретаршей у какого-то крупного начальника. Ну и пошло-поехало! Шмотки заграничные, бусы, колье… Помню немецкий плащ, шикарное французское пальто. И мне, конечно же, перепадало… Девчонки завидовали, когда я в школу приходила, учителям видимо тоже завидно было – они все форму школьную требовали. Но я назло им ходила в импортном, потом - даже в брюках-клеш. Маму все равно в школу не дозовешься, а на собрания она не ходила. Требовала только, чтобы я уроков не пропускала и двоек не имела. А мне так нравилось сбегать с уроков! Мы потом с подружками красились у меня дома, чего там - ведь вся парфюмерия была французская! А потом шли в парк, или в кино. Школу я закончила не очень, потому что последний год училась спустя рукава. Но музыка оставалась моей страстью, ей я и посвятила себя.
И тут пришла беда. Сняли маминого начальника, полетела и мама. Уже к тому времени красота ее стала блекнуть. Где-то мама все - таки работала, и мы как-то жили. И тут вдруг познакомили ее с Седым. Импозантный мужчина, богатый, только и того, что староват. Мать к нему и приклеилась. Седой увидел меня – «какая красивая у вас дочечка» - стал брать с собой в рестораны и бары, хорошо одел. В общем, приучил меня к шикарной и запретной жизни, к вещам красивым. Расширился круг моих знакомств. Как-то познакомил меня с Янисом. Парень – как парень, вроде симпатичный, умный. Но очень скользкий, хитрый. Жаль только поняла я это поздно. Ведь это он меня на иглу и посадил. Стал голову забивать всякими восточными философиями. Говорил о «другом мире», «астрале», «обновлении» …Сначала чуть-чуть попробовать дал. У него и ритуал красивый был. А потом еще – и потянулась цепочка. Он овладел мною полностью. Говорил, хочешь кайфу, гони бабки! Я давала, пока
– Неправда! Если бы ты любила меня по-настоящему, ты бы не подсунула мне наркотики!
– Честное слово, Сереженька, влюбилась в тебя, милый мой мальчик! Но вот уберечь от невзгод, наверное, не смогла…. Сначала они испытывали тебя на городе. Потом доверили длительную поездку. Кстати, ты возил не только марафет, но и деньги за проданный товар. Как в последний раз…. Я не соглашалась, но они уверяли, что опасности никакой нет. Хотя, изначально было договорено, что это будет пару раз. Видишь, я жалела тебя, я пыталась тебя выгородить…. Но совсем порвать с тобой я не могу, потому что…, потому что я люблю тебя!
Она кинулась к нему, прижавшись мокрыми от слез щеками.
Чувство негодования и досады стали таять. Перед Сергеем развернулась во всей полноте горькая драма запутавшейся, отчаявшейся девушки, которая попала в жизненный переплет. Чувство теплоты и нежности вытеснило эгоистическую злость, сострадание выплеснулось наружу.
– Как же это так все получилось, - зашептал он, гладя ее по слипшимся мягким волосам, чувствуя ее слезы через рубашку.
Они долго сидели, обнявшись. Через время он спросил глухо?
– А что там за наркота?
Мальвина, всхлипывая, вытирала глаза.
– Ох, не знаю, не разбираюсь я в этом хорошо. У них где-то есть лаборатория. И марихуану они возят откуда-то из Средней Азии. Где-то есть какие-то плантации…. Ну не знаю. … Этими поставками Сидор занимается. Янис пока еще так – мелкая сошка. Ему выгодно сделать человека рабом, посадить на иглу, а потом, пока еще можно, использовать в своих целях. Он требовал от меня, чтобы я тебя потихоньку вовлекала, но я сказала «нет», ничего делать не буду. Он издевался надо мной, насмеялся, напоминал о долгах…
Сергей сейчас как никогда ясно почувствовал свою взрослость. Он понял, что от его твердости и решительности сейчас зависит многое.
– Сколько же тебе нужно вернуть? – спросил он.
Когда Мальвина назвала сумму, он присвистнул.
– В конце недели Янис должен заехать, а у меня и половины нет… Ох, совсем я запуталась!
Она все же успокоилась, взяв себя в руки, освободилась от объятий и сидела одиноко, похожая на нахохлившуюся птицу.
За открытым окном взвизгнули тормоза шин.
Мальвина бросилась к окну, приоткрыв занавеску.
– Ой, мама возвращается. Серенький, она тебя не должна видеть. Быстренько иди в коридор, поднимайся этажом выше, а потом уходи.
– Как же я тебя брошу?
– А чем ты мне поможешь? Нам, увы, нужно расстаться… Совсем! Мне больно об этом говорить, но я и так перед тобой виновата, больше втягивать тебя в омут не хочу. Перед Янисом я как-то оправдаюсь. А ты не приходи ко мне и не звони.
Мальвина говорила быстро, нервно, явно еще хорошо не сознавая смысла своих слов.
– Ну, как же, Мальвина! Я ведь люблю тебя и не хочу так вдруг внезапно терять!
Она обернулась.
– Миленький мой, я тоже, но нельзя нам, нельзя… Из-за меня погибнешь ты! Ну, хоть на время забудь меня! Прощай, милый! Быстро на лестницу и уходи.
Ощущая на своих губах ее поцелуй, Сергей, взбудораженный и ошеломленный, стоял на площадке следующего этажа.
Щелкнула дверь, затихли шаги. Наступила мрачная тишина. В этой тишине он медленно спустился по лестнице, сознавая, что остался один.