Птица у твоего окна
Шрифт:
Толстяк посмотрел в его глаза с некоторым подозрением. Сергей всучил ему несколько купюр. Толстяк расплылся в улыбке:
– Я поговорю с дамой, господин. Думаю, все можно устроить… Вы подниметесь в свой номер?
– Нет, - отрывисто бросил Сергей. Он старался произносить как можно меньше слов.
Конферансье скрылся.
Когда он позвал его в комнату, девушка была там одна, одетая в шелковый халат, немного уставшая, но улыбающаяся. Она, конечно же, не узнала его.
– Очень приятно. Прошу вас, - она протянула руку для поцелуя.
Комната, куда привел его толстяк, состояла из кровати, небольшого шкафа, столика и роскошного трюмо. На столике
Сергей молчал, многозначительно улыбаясь. Она, приняв это за нерешительность, сказала на ломаном английском:
– Выпьешь со мной за знакомство? Как твое имя?
– Serge (Серж).
Она налила два бокала. Вино блестело янтарем и головокружительно пахло.
– А я Kate или даже лучше Катрин. Как тебе больше нравится.
«Как подойти к самому главному? Сразу с разгону, в лоб, не стоит - вышвырнут! Нужно, заручиться ее доверием, а затем попробовать осторожно расспросить о Янисе», - думал Сергей.
От выпитого вина слегка закружилась голова, и засосало под ложечкой.
Сиял слабый свет. За окном тихо дремал город.
Катрин улыбалась и тоже молчала. Запасы английского у нее видимо подходили к концу.
Сергей собравшись, старательно сказал:
– Какая чудесная ночь. Вы очень красивы. От вас кружится голова. Вы сегодня великолепно танцевали.
Он говорил по-английски и чувствовал, что она почти ничего не понимает, отвечая рассеянно «well», «yes», не сводя с него глаз. Глаза у нее были бархатные, нежные.
«Очаровывает», - подумал Сергей. – «Профессионально работает».
Чтобы как-то заполнить затянувшуюся паузу, он открыл коробку шоколадных конфет и, улыбнувшись, предложил ей, сам съел два финика в сахаре.
Она съела конфету, затем встала и легким движением сбросила с себя тонкий халат, оставшись в комбидресе. Подошла к кровати, уселась и плавным движением начала снимать чулки. Сергей закурил, делая вид, что наблюдает за ней, а сам нащупал в кармане портмоне.
«Что делать? Просто сказать, что я нашел ей принадлежащую вещь? А вдруг она откажется от нее. Спросить, кто с тобой на фотографии? А не пошлет ли она меня куда подальше? Ждать удобного момента? А когда он наступит? … Значит – играть до конца».
Она манила его к себе пальцем, соблазнительно улыбаясь.
Сергей положил портмоне на стол и шагнул к ней.
______________________________________________________________________
Глава 13. Таня. «Где же после этого надежда моя?»
Деревья застыли в ослепительно-белом снегу, словно оделись в торжественные бальные платья. Кроны спрятались под тяжестью хрупких белоснежных шапок, а ветви – нежные, плавные, певучие, словно в рукава оделись, принакрылись снегом бережно, трогательно застыв в прекрасных позах. Свои роскошные наряды имели елки, замерзший, сгорбившийся кустарник.
Тане нравилось трогать заснувшие ветки – они сразу оживали, и тысячи нежных искорок холодным игольчатым белым порошком осыпали лицо и шею, заставляя вздрогнуть, пережить приятную волну. Какая это ласковая пушистая радость – снег! И парк, застывший в снежном наряде – живая сказка! Белые сугробы, состоящие из мельчайших узоров, тихие и нежные, как сказочные ундины, искрят, переливаются на свету. Даже жаль ходить по снегу, боишься порушить эту сказочную волшебную красоту…. Ах, как хочется взлететь к этим молочно-белым верхушкам! Но, увы, нет полета, есть реальный старый низкий мир, хотя и кажущийся временами милым, и не вернуть уже былых чувств, огрубела, очерствела
Она отпросилась у Валерия в парк на десять минут, а сама уже почитай полчаса гуляет, не решаясь расстаться с красотой, а он ждет…. Его не уговорить пойти с нею, он не понимает белого ослепительного чуда зимы. Он суров и реален, как, видимо, большинство мужчин. Таня вспоминает Антона - вот бы кто порадовался зиме, развернул бы свои полотна, достал кисти…. Но он – это далекое, легендарное прошлое. Зыбкая и туманная сказка. Сейчас с ней рядом Валерий. Он внимателен к ней, но как-то холоден. Что с его душой? С его сердцем? Как будто в него попал осколок зловещего зеркала тролля из андерсеновской сказки, и сердце превратилось в кусок льда. Но, быть может она слишком строго судит его? Быть может мир ее изменился, жизнь повернулась другой стороной, показала иные свои плоскости, случился новый поворот. Все, кончилось детство, уходит юность. Черными копытами топчет мраморный снег, оставляя алый след… Ее молодость скачет вдаль белой кобылицей. Теперь она, Таня, принадлежит ему. С одиночеством покончено, есть о ком заботиться, быть кому-то нужной. Она сама так хотела этого…
Пошел снег. Таня ловит снежинки рукой, бродя по аллеям. Снег медленно падает серебряными звездами, и вот уже легкая метель вьется танцем бесчисленных белых птиц, порхающих медленно, легко и свободно….
… Она вышла замуж всего три месяца назад. До этого у них был бурный год любви, во время которого Таня так страстно хотела, чтобы Валерий всегда был рядом, чтобы она полюбила его, этого гордого красавца и могла торжественно идти с ним под руку по улице, а Сергей пожалел об упущенном. Валерий был импозантен, красив, умен и надежен.
Он долго и настойчиво помогал ей готовиться в университет. Во многом, благодаря ему, Таня поступила. Она поражалась его необыкновенной памяти и острому уму. И все это время Валерий трогательно внимательно ухаживал за Таней и, наконец, она сама решила положить конец всем неясностям положения. Она приняла предложение Валерия и ушла вся праздничная, гордая, оттого, что она, как и ее подруги по классу будет теперь замужней женщиной.
Таня всю ночь не спала, обдумывая их будущую жизнь, радовалась и плакала, доказывала родителям необходимость и необратимость всего происходящего, а они только склонили головы и засуетились с подготовкой. Отцу Валерий понравился, мама восприняла его появление без восторга.
– Уж слишком горд, - говорила она.
– Ничего, мамочка, - шептала ей радостная Таня. – Вот увидишь, тебе он понравится.
Таня готовилась к свадьбе с радостным чувством подъема и обновления. Она испытывала радость, когда ставила свою подпись в загсе, но когда делали свадебные снимки, ей вдруг стало страшно. Она глянула на Валерия, на его сосредоточенное, замкнутое, как будто лишенное эмоций лицо и, вдруг, только теперь явственно ощутила, что ей придется жить рядом с этим человеком всю оставшуюся жизнь, что отныне она будет лишена одиноких, свойственных только ей радостей, и свобода ее теперь будет весьма ограниченной. Удивительно то, что она думала об этом давно, но поняла только лишь сейчас… Почему?