Птицеферма
Шрифт:
— А то, — Дэвин гордо задирает нос. — Эти «колеса» круче наркоты. Накидался на ночь — встал как новенький, — а лицо-то какое довольное.
Смотрю на него с улыбкой. Почему-то мне больше не хочется треснуть его по голове чем-нибудь тяжелым.
Когда новоиспеченный хозяин жилища плотно прикрыл дверь и проверил все на отсутствие щелей, мы включили фонарь и расположились возле него на полу в окружении каких-то всеми забытых деталей механизмов неизвестного мне назначения, пары стульев с нехваткой ножек и даже наполовину раскуроченной старомодной кофемашины.
В
— Тебе всегда шли мужские шмотки, — Дэвин окидывает меня оценивающим взглядом.
— Тут не принято, чтобы женщины носили мужскую одежду, — говорю; подтягиваю ноги к груди, обнимаю колени. Мышцы живота напрягаются, кожа натягивается — больно. Морщусь.
— Что там у тебя? — тут же замечает собеседник. Молча встаю и задираю футболку на животе. Дэвин присвистывает. — М-да, детка. Бабские разборки? — уточняет понимающе.
— Вроде того, — откликаюсь, садясь и принимая прежнюю позу.
— Аристократишку, что ли, твоего делили? — снова безошибочный вывод.
Качаю головой и прошу:
— Не называй его так.
Дэвин закатывает глаза, кривится. Настойчиво смотрю на него.
— Ладно, детка, — сдается, но всем своим видом демонстрирует, что это обещание у него выбили под пыткой. — Не буду. А «богатенький Валентайн» можно?
— Нет, Дэйв.
— Эх, ладно, — изображая досаду, чешет в затылке. — На что не пойдешь ради моей детки. Буду звать просто Валентайном. Идет?
— Идет, — соглашаюсь. Договор скрепляем рукопожатием. У Дэвина все еще подрагивают руки, но значительно меньше. Он вообще выглядит просто прекрасно по сравнению с нашей прошлой встречей. — Отпускает? — спрашиваю, имея в виду ломку.
— Отпускает маленько, — ухмыляется. — Так, гляди, и слезу со всего.
— Давно пора.
— Брось, — отмахивается. — Я не сижу ни на чем особо опасном и прямо уж противозаконном. Так, то травка, то фристил — по мелочи, — ему действительно разительно лучше: почти не ерзает, ведет себя адекватно. — Детка, а ты чего пришла-то? — спохватывается. — Просто поболтать или соскучилась? — и вдруг резко подается ко мне, вытягивая губы в трубочку. Сперва резко шарахаюсь от него и только потом понимаю, что он так шутит. — Эй, детка, полегче, — Дэвин тоже отшатывается от меня, выставляет перед собой руки. — Неудачно пошутил. Спокойно.
— Я поняла, — бормочу; снова обнимаю колени.
Дэвин продолжает пристально на меня смотреть, изучающе.
— Тебе крепко досталось, да? — спрашивает затем. — Ну, эта клоака… насилие.
Дергаю плечом.
— Терпимо.
— А где был твой…э-э… — исправляется, — а где был в это время Валентайн? Что-то он больно живенько выглядит для человека, проведшего тут с тобой два года.
— Он тут меньше месяца, — признаюсь. — Искал меня. Нашел.
Дэвин кривится.
— И ты в это веришь? Ну, что искал, а не… — делает в воздухе неопределенный жест рукой.
— Верю, — отрезаю.
— Ладно, проехали, — соглашается неожиданно покладисто. — Так чего спросить-то хотела? Если про наркобизнес, то я
Качаю головой, крепче обнимая ноги.
— Не о наркотиках. Ты можешь рассказать обо мне?
На губах Дэвина появляется совершенно глупая мальчишеская улыбка.
— Ты классная, детка.
Закатываю глаза. Комплименты сейчас — не то, что мне нужно.
— Можно подробнее. Какой я была?
Морщится, снова чешет в затылке.
— Совсем ничего не помнишь, да? — спрашивает сочувственно.
— Обрывками. Тебя вспомнила. Как расставались, помню. Наш первый раз помню.
— Классно было, да?
— Нет.
— Черт.
— Угу, — подтверждаю коротко, давая понять, что пришла сюда не для того, чтобы обсуждать наш первый секс. — Я была агрессивной, жестокой? Плаксой или уверенной в себе? — продолжаю задавать вопросы.
Дэвин часто моргает, смотря на меня как на сумасшедшую.
— С чего такой списочек-то? Я тебе правду сказал: ты была классной. И есть классная. Мордой тебя об жизнь немножко потаскало, — трет свою щеку, намекая на мою битую скулу, — но это со всеми бывает, оклемаешься. А так, какая была, такая есть. Классная, говорю ж.
— Я хотела ее убить, — говорю то, что совершенно точно не готова сказать Нику.
— Кого? — Дэвин хмурится. — Ту сучку, что попортила твой животик?
— Да.
— Ну, так не убила же, — возражает. — Даже копы не садят за «хотелки». А плаксой ты точно не была. Верила в себя и шла к своей цели, несмотря ни на что. Мы с тобой потому и расстались — две сильные личности и все такое.
Начинаю смеяться. Дэвин корчит обиженную физиономию.
— Спасибо, Дэйв.
— За что? — удивляется.
— Просто так, наверное, — задумываюсь и сама не знаю, как сформулировать. — Полегчало.
В ответ Дэвин неправильно изображает воинский салют, прикладывая не те пальцы к голове.
— Для тебя все, что угодно, детка, — трет переносицу. — Еще бы свалить отсюда.
— Свалим, — обещаю. Сама очень стараюсь в это верить. — И тебя вытащим.
Дэвин дарит мне пристальный и удивительно серьезный для него взгляд. Потом встряхивается и привычно ухмыляется.
— Ню-ню, — передразнивает. — И сдадите другим копам, — молчу, врать не имеет смысла, он сам все понимает. — Да я без обид, детка, — весело продолжает мужчина. — Вытащите только, а? Я дальше сам покумекаю, как выкрутиться. По рукам? — и на этот раз без резких движений протягивает мне руку ладонью вверх.
— По рукам, — хлопаю его по ладони.
Дэвин довольно щурится.
— Узнаю мою детку.
Возвращаюсь под утро. Несмотря на бессонную ночь, чувствую себя гораздо лучше, чем прошлым вечером. Вроде бы ничего не произошло, а как камень с плеч.
Мне удается тихо вернуться через окно и даже не разбудить Ника.
Ложусь рядом на бок, устраиваюсь поудобнее, намереваясь поспать оставшийся до завтрака час, как напарник вдруг оборачивается, обнимая меня под грудью. Хорошо, что не задевает живот.