Птицеферма
Шрифт:
Тянет время, хочет вымотать. Но как быть с тем, что он сам уже устал гораздо сильнее противника?
Момот сводит брови к переносице, замахивается вновь, напоминая медведя, пытающегося достать назойливого комара. Но Пересмешник снова не идет на сближение.
— Бейтесь! — кричит Филин. Ему нужно зрелище, и чем кровавее, тем лучше.
Окрик Главы для Момота — как запуск сигнальной ракеты. Он с рыком бросается вперед, сбивая Пересмешника с ног. Оба катятся по земле, поднимая целое облако
А когда пыль оседает, Пересмешник уже каким-то образом снова на ногах; сплевывает кровь. Момот тяжело дышит; у него разбита губа.
Новая попытка повалить прыткого соперника. Первая — провальная, вторая — успешная: Пересмешник на земле, а Момот всем весом наваливается сверху. Мне даже кажется, что я слышу хруст трескающихся ребер.
Момот пытается дотянуться до горла, но Пересмешник выворачивается, саданув великана в колено. Тому это как мертвому припарка, но мгновение выиграно, и Пересмешник уже на ногах.
Он слишком вымотан предыдущими двумя поединками, скорость снижается. Пропускает удар в челюсть, летит спиной вперед и плашмя падает у самых кольев. Момот радостно рычит и бросается вперед, намереваясь рухнуть сверху всей своей огромной массой. Пересмешник успевает перекатиться в сторону буквально за долю секунды до того, как было бы поздно.
Несмотря на свои габариты и массу, Момот двигается легко и быстро. Оба снова на ногах; сходятся…
Мне хочется зажмуриться, но я смотрю, сжимая вспотевшие ладони под подбородком.
Никто не произносит ни слова. Во дворе стоит мертвая, напряженная тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием борющихся, звуками ударов и падений на землю.
Снова катятся по глине, уже не понимаю, кто и в какой момент оказывается сверху. Момот тщетно пытается добраться до шеи своей жертвы или до лица, вероятно, чтобы выдавить глаза. Правил нет, есть только одно — не использовать вспомогательные предметы.
Момот получает удар в пах, всхрапывает, как раненый бык. Пересмешник берет в захват его шею, но и шея у Момота — бычья, так просто не сломаешь: железные мышцы.
Удушающий прием. Момот хрипит, дергается, резко подается назад и с размаха впечатывает Пересмешника в землю всей своей тушей. Теперь не сомневаюсь, что после такого невозможно сохранить ребра целыми.
Оба в крови, в облаке пыли. Момот рычит, то ли от злости, то ли для устрашения.
Рывок, удар. Пересмешник снова врезается спиной в землю, но опять откатывается, встает.
И опять — падение.
Субъективно бой длится бесконечно.
Еще одно столкновение с глиняной поверхностью «ринга». Пересмешник опять снизу, а его руки на горле противника. Перекат, теперь он сверху. Еще раз…
— Они же поубивают друг друга! — не выдерживает напряжения Чайка; вскакивает.
Ворон силой усаживает ее на место. Филин адресует своему главному помощнику одобрительный кивок и вновь устремляет взгляд на «ринг». На его губах сдержанная, но все же заметная улыбка — он до сих пор уверен в победе своего «палача».
Теперь вскакиваю на ноги я. Не могу больше.
— Сделай его! — ору так громко, насколько позволяет объем легких. — Давай!
— Ты что творишь, дурная? — ахает Сова.
Плевать. Меня просили болеть, и я болею. Нужна поддержка — я ее дам.
Пересмешнику снова удается взять шею Момота в захват. Слишком толстая… Тот пытается вывернуться, но теперь он тоже устал, и его вес больше не играет ему на руку. Момот хрипит.
Вижу, как дергается было вверх рука Главы, кажется, впервые усомнившегося в исходе боя, но потом возвращается обратно на колено. Филину не хочется терять «палача», но и интересен исход состязания без постороннего вмешательства.
Хрип.
Рывок.
Тишина.
Эта тишина настолько неожиданна, что бьет по ушам сильнее любого громкого звука.
— Аааааа! — кричит Чайка. То ли от ужаса, то ли от восторга — не разберешь.
Пересмешник выбирается из-под огромного тела, пытается подняться, но в итоге остается стоять на коленях. Момот — на земле, лежит на спине, раскинув руки в стороны, с неестественно вывернутой шеей. Его грудь не поднимается.
С трудом заставляю себя отвести взгляд от Пересмешника, чтобы посмотреть на Филина. В моей голове все еще не укладывается, что все это происходит на самом деле.
Текут секунды. Пересмешник, с ног до головы покрытый кровью и грязью, пошатывается, отклоняется назад и упирается ладонью в землю, чтобы не упасть. А головы присутствующих, как и моя, одна за одной поворачиваются к Главе.
— Хм-хм, — чтобы обрести дар речи, Филину приходится откашляться. — Сова! — рявкает, поднимаясь со своего «насеста». — Проверь!
Женщина, кряхтя, встает, опираясь на клюку. Шаркает к «рингу», с трудом пригибается, пробираясь под натянутой веревкой. Подходит к Момоту, склоняется над ним. Все ждут, чуть ли не затаив дыхание.
— Готов, — объявляет наш самопровозглашенный врач то, что видно невооруженным глазом; отходит.
— Что ж, — задумчиво произносит Филин. — Похоже, у нас есть победитель, — и вряд ли это радует его самого. — Пересмешник, озвучь свой выбор.
Сам глава смотрит на Кайру. Если бы выбирать пришлось ему, он выбрал бы ее. Но Филин и так может получить любую женщину по щелчку пальцев. И Кайру прежде всего.
Рыжеволосая красавица тоже ждет выбора победителя. Сидит, напряженная, как натянутая струна, кусает свой указательный палец.