Птицеферма
Шрифт:
Так и лежим. Не знаю, сколько: полчаса, час, несколько минут?
Напряжение потихоньку спадает, дышу ровно. Близость Пересмешника успокаивает. Точно угадываю момент, когда он засыпает, и думаю, что следует повременить еще немного и отправляться на встречу с незнакомцем.
А потом каким-то образом умудряюсь заснуть сама.
Резко распахиваю глаза, будто меня ударили током.
Вокруг по-прежнему темно. Пересмешник спит все в той же позе — на боку, ко мне спиной. Сколько я проспала, понятия
Прислушиваюсь к чужому дыханию, убеждаюсь, что не разбудила сожителя, и осторожно спускаю ноги с постели.
Прохладно. Стоило подумать заранее и найти в шкафу теплую кофту, но если стану искать сейчас, то непременно наделаю шума. Так что ничего, потерпим.
Потягиваюсь, пытаясь сбить сонливость. Грудь отдается тупой ноющей болью — у Филина не пальцы, а тиски. Достаю из-под матраса складной нож и кладу в карман. Ныряю в ботинки, подхватываю специально оставленный на видном месте фонарик и взбираюсь на подоконник.
Обычно я просто прыгаю вниз, но сегодня перебираюсь через подоконник не торопясь, свешиваю ноги вниз, хватаюсь руками за край и повисаю на них, чтобы прыжок был как можно короче и тише.
Оказавшись внизу, еще пару минут остаюсь на месте, прислушиваясь. Но никто не высовывается ни из нашего окна, ни из соседних.
Значит, путь свободен.
Я точно знаю, где располагается вход в шахту, которым пользуются наши мужчины. Поэтому иду в темноте. Фонарь не включаю, помня о людях из люка. Не хватало еще повторить участь Чижа.
Оказавшись на месте, кручу головой. Никого. Тихо и темно. Вдруг незнакомец имел в виду другое место? Может, он назвал «шахтой» тот самый люк у реки? Он ведь тоже ведет под землю, верно?
— Э-эй, — зову шепотом, так как не знаю даже имени того, кто назначил мне эту встречу вслепую. — Э-эй…
Стою возле входа в шахту. Это металлическая плоская дверь в земле. На ней нет замка, но ее приваливают на ночь тяжелым камнем на случай штормового ветра. Камень на месте. Если поднять эту дверь, то откроется широкое круглое отверстие с тонкими скобами вместо лестницы. Говорят, не один человек сломал шею, поскальзываясь на них и падая по шахтному столбу вниз. Сама я ни разу не бывала в шахте — «не бабское это дело», говорит Филин.
— Э-эй! — повторяю громче, крутясь вокруг собственной оси.
Неужели пришла слишком поздно?
— Хе-хе, детка, пунктуальность никогда не была твоей сильной стороной.
Вздрагиваю. На этот раз рискую — включаю фонарь и свечу им вокруг, пытаясь определить, откуда исходит голос.
Не слишком высокая худощавая фигура выбирается из главного шахтного столба, по которому поднимают руду в специальных грузовых люльках. Лестницы там нет, и одному богу известно, как незнакомец умудрился прятаться там и не свалиться вниз.
Мужчина решительно направляется ко мне, а я автоматически отступаю, но при этом продолжаю, как дура, светить ему в лицо.
Незнакомец останавливается в паре шагов от меня. Он примерно одного со мной роста («Точно не Ник», — тут же проносится в голове), черноволосый и черноглазый, смуглый. Одет в черный комбинезон, настолько грязный и засаленный, что это заметно даже в темноте. Правый рукав разодран по всей длине: неровный лоскут ткани свисает вниз, когда мужчина вскидывает руку, защищая глаза от света моего фонаря.
— Пожрать принесла?
— Что? — совершенно теряюсь от этого вопроса и делаю ещё один шаг назад.
— Что-что, — передразнивает незнакомец. — Я уже ошалел от вашей морковки и редиски. Думал, хоть сухарь какой прихватишь, — часто моргаю. Он это серьезно? — Да убери ты фонарь! Хочешь меня инвалидом сделать? Уже слезы из глаз.
Поспешно отвожу луч света от его лица, но и гасить не спешу. Оказаться один на один с незнакомцем и в темноте меня не прельщает совершенно.
— Ну, чего стоим? — кажется, мужчина начинает злиться. — Сейчас привлечем внимание твоим светильником — и хана обоим. Совсем страх, что ли, потеряла?
Привлечем, как пить дать. Здесь большое открытое пространство — свет видно издалека.
С внутренним протестом выключаю фонарь. Крепко сжимаю его в руке — он металлический, в случае чего можно использовать для самообороны.
— Пошли хоть морковку пожую, — ворчит мужчина, едва мы оказываемся в темноте; глухо закашливается. — Совсем с вами, огородниками, помрешь.
Положение абсурднее не придумаешь: ночь, сижу на окраине огорода в компании незнакомца, с хрустом жующего морковь с наших грядок.
Сначала мы шли к огороду молча, вертя головами по сторонам и прислушиваясь. Затем мужчина, уверенно и явно будучи здесь не впервые, направился к одной из грядок, нарвал себе добычи, и мы удобно расположились прямо на земле в относительной безопасности от чужих глаз — под прикрытием зарослей кустов.
— Что, серьезно, меня не помнишь? — темно, но привыкшие к темноте глаза различают поворот головы в мою сторону.
Крепче обхватываю колени руками.
— Нет.
— Вот дерьмо, — высказывается с чувством. — Я, когда тебя увидел, решил, что ты тут под прикрытием, что ли. Думал, у тебя есть подвязки, способы свалить отсюда. А ты… это… местная зомби. Тьфу!
Местная зомби, значит?
— Слушай ты, — возмущенно заговариваю. — Я второй год ращу эту гребаную морковь не для того, чтобы ты ей плевался. А из нас двоих на зомби ты похож куда больше…
Гневная тирада обрывается, потому что мой огородный спутник начинает хрипло смеяться.
— Кто ты? — требую злым шепотом.
— Меня зовут Дэвин. Что, серьезно, не помнишь?
Игнорирую вопрос, на который уже ответила отрицательно пару минут назад.
— Это тебя вторую неделю ищут люди, которые появляются из люка возле реки?