Птицеферма
Шрифт:
— Я не хочу сейчас слышать оправданий.
— Я сказал: объяснить. А не оправдаться.
Кто-то тоже решил показать зубы. Фыркаю.
— Сперва придется объясниться, — выделяю интонацией это слово, — с Филином. Мы опаздываем.
— Ты просто тянешь время, чтобы ненавидеть меня чуточку дольше.
Я уже зашнуровала один ботинок. Так и замираю, не дошнуровав второй.
— Я тебя не ненавижу, — говорю, смотря прямо перед собой; а передо мной — пустая стена.
Чувствую гнев, обиду, непонимание, но точно не
— И на том спасибо, — ворчит Ник в ответ, но, мне кажется, с облегчением в голосе. Или придумываю?
Заканчиваю обуваться, а он слезает с кровати и, в отличие от меня, полностью одевается меньше чем за минуту.
Бросаю на него взгляд исподлобья и молча застилаю постель.
На протяжении всего завтрака Ник кидает на меня изучающие взгляды, но вопросов не задает — это небезопасно, нас могут услышать. К тому же, мы оказываемся за одним столом с Чайкой, а у этой локаторы вместо ушей — стоит сболтнуть хоть одно лишнее слово, тут же засечет и передаст по всей округе.
После завтрака мужчины уходят на рудник, а я в компании других женщин направляюсь на огород.
О том, что случилось утром, почти не думаю. Меня куда больше заботит встреча с Дэвином, то, что он рассказал о наркодилерах, и все ещё остающиеся пробелы в моей памяти. Произошедшее же на рассвете между мной и Ником… Нет, ни о чем не жалею.
— Кто, вашу бабку, вытоптал морковь? — гневно восклицает Сова, едва мы приходим к месту работы, и женщина окидывает взглядом свои владения.
— Может, ветер поломал ботву? — несмело предполагает Рисовка.
— И оставил следы от ботинок? — огрызается Сова, скорбно качая головой, будто порча грядок для нее — личное оскорбление. — Кто-то просто ночью оголодал, — делает вывод и сердито сплевывает себе под ноги.
Деликатно молчу, с невинным видом поглядывая по сторонам. Если Дэвин уже вторую неделю питается с нашего огорода, просто удивительно, что его следы заметили только сегодня. Видимо, когда он действовал в одиночестве, то был осторожнее.
— Вай! — услышав тему обсуждения, в разговор немедленно вклинивается Чайка. — Вот это наглость. Не знают, что ли, что еды у нас в обрез. Что за хамство и неуважение. Надо немедленно донести Главе!
Лишь бы разболтать…
Сова со мной солидарна.
— Язык свой на место донеси, — прикрикивает на Чайку, не дав той завершить гневную тираду. Правильное решение: если нашу сплетницу вовремя не заставить замолчать, ее можно слушать до самого вечера.
— Совсем обнаглела, старая, — ворчит та, тем не менее затыкаясь. Подхватывает тяпку и направляется к грядкам, естественно, не забыв по пути несколько раз обернуться, чтобы выразить свое отношение к Сове.
— Ты бы с ней поосторожнее, — высказываюсь, когда остальные тоже тянутся к своим участкам, и мы с пожилой женщиной остаемся вдвоем.
Сова одаривает меня недовольным взглядом исподлобья.
— Кто бы говорил. Разберусь.
И бредет по широкой борозде. Опирается на клюку одной рукой и несет тяпку с длинным черенком во второй, чем-то отдаленно напоминая лыжницу.
А я ловлю себя на том, что по-прежнему выдвигаю версии о том, кто кем был в прошлой жизни. Сова может грубо говорить, но при этом не отличается ни злобой, ни жестокостью. Как она могла оказаться здесь? За что?
— Ну, чего встала?! — за заминку мне тут же прилетает недовольный окрик той, о ком я в этот момент думаю. — Сорняки сами себя не выполют. Еще нужно успеть полить свеклу!
Вздыхаю и принимаюсь за работу.
Чертовы сорняки. Почему на Пандоре они растут в десять раз лучше, чем культурные растения?
А еще думаю о том, что следует стащить за ужином кусок хлеба или синтетического мяса для Дэвина. Две недели на моркови и свекле — жестоко даже для Пандоры.
В промежуток между окончанием работы и ужином ухожу к реке ополоснуться. Говорю себе, что пропотела насквозь. Сама же понимаю, что оттягиваю момент объяснения с Ником. И как вести себя с ним теперь, по-прежнему не знаю.
К тому же, неимоверно хочется спать, и желание выяснять отношения от этого притупляется еще сильнее. Прошлая ночь была практически бессонной, будущая обещает стать не лучше — мы договорились с Дэвином о новой встрече. Он слишком мало успел мне рассказать. Необходимо все выяснить о темных делах, творящихся на Пандоре. Даже если мои работодатели давно списали меня со счетов, я сама не намерена сдаваться. Больше — ни за что.
Весь ужин сижу как на иголках. Ник или притворяется, или правда чувствует себя совершенно расслабленно. Болтает с сидящим рядом Сапсаном, лишь изредка обращая на меня внимание, и то не заговаривая.
— А что они устроили утром! — вдруг, когда еда уже роздана и разговоры смолкают, четко слышится в тишине, прерываемой лишь стуком ложек. — Я как раз пошла к Кайре забрать свой таз, а тааааам, а у ниииих…
Чайка. А Кайра живет через стену от нас, и то, кто такие «они» и у кого этого «у них», не вызывает сомнений.
Крепче сжимаю столовый прибор в пальцах. Жаль, что сегодня на ужин жидкая похлебка и в моих руках не вилка — с удовольствием бы воткнула ее в чей-то длинный язык.
— …Мы-то думали, Пересмешнику Момот там все отбил, а оно… работает!..
— Ну, спасибо за «оно», — бормочет Ник.
Предпочитаю промолчать.
Работает «оно» как надо, не признать не могу.
Когда Ник возвращается в комнату, сижу на подоконнике и бездумно смотрю в вечерние сумерки. По правде говоря, я устала думать и строить всевозможные гипотезы. Пусть будет как будет.