Птицы меня не обгонят
Шрифт:
— Милан! — она почти кричала. — У меня мировая идея! Знаешь что? Иди в химический, а заниматься потом будешь животными. Может, изобретешь какое-нибудь средство, такой порошок! Если насыпать его в реку — рыба никогда не погибнет. Или придумаешь лекарство против… я не знаю против чего. Иди, Милан, в химический. Увидишь — тебе понравится…
Она его просила.
Милан колебался. Словно боялся отказаться от своих планов. И вдруг сказал совсем без всякой связи:
— Тебе, Вендула, надо в Африку ехать!
Она
— Это еще зачем?
— Миссионеркой к людоедам!
Вендула размахнулась и стукнула его в бок:
— Да, если они не будут такими упрямыми, как ты!
Милан в долгу не остался, и они стали носиться вокруг толстой ольхи, суля жестоко отомстить друг другу.
35
Возвращение домой имеет разный вкус. Иногда оно сопровождается привкусом полыни. Ты ощущаешь горечь, неуверенность и страх.
На сей раз путь Милана обратно домой был подобен движению по тонкому льду. Возвращался он уже а темноте. Ярко освещенные стрелки часов на ратуше сообщали, что скоро пробьет семь. Час назад он проводил Вендулу. Может быть, и ей попадет. А потом бродил по опустевшим улицам, на углах которых мерцали фонари, и все думал и думал о своем…
В конце концов он согласился: да, Вендула права. Да, он вернется домой. Послушается отца, заполнит анкету и отдаст директору. Он не отречется от своей мечты, даже если этот его путь к пастбищам, лугам и косогорам, где носятся кони с развевающимися гривами, будет долгим.
Что его ждет дома? Все, наверное, уже возвратились. Милан не послушался отца, удрал, не вымыл посуду, не натер линолеум. Ох и достанется же ему… Может быть, отец возьмется за ремень и изобьет его?! Пускай, он выдержит. Мама начнет поддакивать: «Ну вот, дождались! Лилина — наша гордость, а ты? Позор семьи! Отец — директор, а сын будет всю жизнь возиться со скотиной! Погляди на Лилину — какие у нее планы!»
Он уже слышит все эти слова, да и Лилина тоже поддаст жару: будет злиться за невымытую посуду.
Но только Милан — не тряпка!
36
Еще у дверей он услыхал мамин плач. Но разобрать, в чем дело, не смог. Он тихонько снял в передней ботинки, повесил куртку на вешалку и вошел в кухню.
— Добрый веч… — Слова замерли у него на губах. Он ожидал, что все кинутся к нему с криком: «Наконец-то!» Отец набросится на него, и тут же, возле дверей, Милан сразит его своим сообщением.
Но его прихода никто и не заметил. Мама сидела у стола, в руках у нее был лист бумаги, она что-то неразборчиво читала вслух и плакала. Лилина всхлипывала, уткнувшись головой в подушку на диване. Отец длинными шагами мерил кухню, курил и все время повторял: «Не устраивай, пожалуйста, сцен…»
— Что случилось? — робко спросил Милан.
Мама подняла на него мокрые глаза.
— Лилина… — всхлипнула она. — Нашу Лилину не приняли в театральный институт!
И снова залилась слезами.
— Нет!.. Не может быть! — не мог поверить Милан.
Мать протянула ему листок бумаги, влажный от слез.
«Заказное».
Он поспешно пробежал листок глазами:
«Уважаемый товарищ, сообщаем Вам, что Вы не приняты в наше учебное заведение. Приемная комиссия не нашла оснований для вашего успешного обучения. О своем несогласии Вы можете заявить в течение двух недель».
И подпись. Милан возвратил письмо маме.
— Кто его принес? — спросил он.
— Кулганкова. Сказала, что почтальон утром забыл отдать, торопился…
Мать снова запричитала. Она все возвращалась к письму, словно не хотела поверить в решение комиссии. Милан сел на диван возле сестры.
Ему вдруг стало жаль Лилину. Он понял, что мечта, в которую она так верила, рухнула.
— А ты действительно хотела стать артисткой? — спросил он, быть может, и не совсем кстати.
Лилина кивнула головой. Он погладил ее по волосам.
— Не реви… На следующий год опять попробуешь!..
Тут вмешалась мать:
— Ведь мне все вокруг твердили, что Лилина — талант. Все были ею довольны, и председатель комиссии тоже… Это ужасно! Что нам теперь делать?
— Что? — Отец прервал свой марш по кухне. — А что мы должны делать? Ничего. Абсолютно ничего. Лилина для театра не подходит — тут сказано черным по белому!
Но мать воспротивилась. Она снова схватила письмо и прочла:
— «…О своем несогласии Вы можете заявить в течение двух недель». Ты слышишь, отец, мы можем заявить!
Но отец решительно и твердо произнес:
— Никаких заявлений! С меня хватит. У Лилины нет таланта. И мы это прекрасно знали. Но ты нас всех убедила, ты вообразила: «Моя доченька будет артисткой, все вокруг станут мне завидовать, наша Лилинка будет знаменита!» Так?
— Так!.. — взорвалась мать. — В конце концов я окажусь виноватой! Я! Хотя делала все, чтоб из девчонки что-то вышло. Кто бегал по всевозможным учреждениям и школам? Я! Ты детей годами не замечаешь. Мальчишка растет, как лопух при дороге…
Мать обрела второе дыхание. Запас ее упреков и перечень собственных заслуг были неисчерпаемы. Отец и не пытался обороняться. Он молчал. И лишь когда появилась надежда, что и у матери нет желания продолжать словесный турнир, он сухо заметил:
— О чем ты говоришь! Читай внимательно. Ты же слепа! Ты не можешь сознаться, что другие на экзаменах были лучше Лилины.
— Интересно знать, как ты это всем объяснишь?!
— Я никому ничего объяснять не стану. Лилина пойдет работать в лабораторию. На сахарном заводе будет набор. Останется жить дома, чем плохо?