Птицы
Шрифт:
Его приятель, мистер Торкин, в скупом свете закопченной лампы что-то записывал и отмечал на листах, закрепленных на планшетке. Финч даже удивился: он-то полагал, что этот громила не умеет ни читать, ни писать. Некоторые люди полны сюрпризов…
Финч заметил, что часть строк в списке приютского громилы вычеркнуты. Кажется, прямо сейчас вычеркивали и его. По крайней мере, мальчик чувствовал себя вычеркнутым. Прежняя жизнь закончилась – больше не будет дома № 17, не будет школы Фьорити, не будет дедушки, не будет… Арабеллы. Даже книг – и тех не будет.
– Кто
Всю поездку она почти не шевелилась, словно выжидая и подманивая жертву, как мухоловка в горшке, своим запахом. Финча уже просто тошнило от ее духов (он надеялся, что это всего лишь духи).
Торкин сверился с записями.
– Марго Уоллен, – прочитал он вслух. – Семь лет. Кружевной переулок, девять. Шелли. В приют сообщили неравнодушные соседи.
«Проклятые неравнодушные соседи, – гневно подумал Финч. – Вечно лезут со своим неравнодушием! Это все из-за них! Бедная Марго Уоллен. Бедный я!»
– Полагаю, с ней не будет хлопот, – заметила женщина.
– Уверяю вас, мадам: никаких.
Мадам Гриппен поглядела на Финча.
– Слушай меня внимательно, маленький уродец, – сказала она. – Когда мы приедем по означенному адресу, ты пойдешь вместе с нами. И будешь широко и радостно улыбаться. Ты будешь выглядеть так, будто все твои мечты совсем недавно осуществились и ты несказанно счастлив по этому поводу. Ты понял меня?
– Я не буду, – бесстрашно ответил Финч. – Я всем расскажу, какая вы злобная.
Она наделила мальчика самодовольной улыбкой, размахнулась и отвесила ему пощечину. Финч вскрикнул и схватился за щеку.
Подручные мадам Гриппен расхохотались.
– Ну давай, – проговорила она негромко, отцеживая слова, как яд. – Плачь. Мне так нравятся детские слезы…
– Не буду! – упрямо сказал Финч.
– Зато будешь знать, как дерзить мне.
Финч отвернулся.
Мадам Гриппен схватила его за подбородок и резко повернула к себе. Она была так близко, что он видел, как неровно покрыто пудрой ее лицо в попытках скрыть отвратительную желтушность кожи, как ее тонкие ноздри шевелятся, гневно раздуваясь. Он различил даже пару тонких волосков, уродливо торчащих из ее подбородка.
– Будешь отворачиваться, мерзкий маленький гремлин, когда я сама тебе позволю.
Финч уставился на нее с ненавистью. Мадам Гриппен злорадно улыбалась, наслаждаясь его бессилием. Наконец она разжала пальцы и сказала:
– Вот теперь можешь отворачиваться.
Что мальчик и поспешил сделать.
– Подумать только, – проговорил с переднего сиденья мистер Торкин. – Столько гонора и непослушания!
– Ничего, – проронила мадам Гриппен. – После первой же ночи в «Грауэнс» от них не останется и следа.
– Мадам, а что с третьей малявкой? – тем временем поинтересовался мистер Брэй. – Ну, которая у нас после той, что в Шелли. Она не влезет на заднее сиденье.
– Тогда поедет в багажном кофре.
Финч понял, что она не шутит. Мучения бедных детей начинались еще до того, как входные двери «Грауэнс» за ними закрывались. Приютские клерки были очень плохими людьми, но
Финч не сразу понял, что гудок звучит не в его голове. Это мистер Брэй раз за разом неистово сжимал черную грушу клаксона: «Бу-у-у, бу-у-у…»
– Мадам! – воскликнул он, указывая на дорогу. – Там человек!
– Что еще за человек?
– Мужчина! Стоит прямо на мостовой! Он не реагирует на клаксон.
– Так дави его, делов-то! – равнодушно махнула рукой мадам Гриппен.
– Но, мэм…
– Дави! – велела женщина. – Будет знать, как мешать проезду. Рычаг вперед, Брэй!
– Да, мадам.
Финч вытянул шею и глянул в переднее окно. Улица пустовала – ни одного экипажа, кроме приютского троффа, на ней не было. Да и прохожие все куда-то подевались. А посреди мостовой и правда стоял мужчина, уставившись на фонари приближающегося бордового экипажа, словно загипнотизированный ими.
Трофф все сокращал расстояние до застывшей посреди улицы фигуры. А мужчина и не думал отойти в сторону – он просто стоял, будто ожидая, когда экипаж протаранит его.
«Ну, давай же! – Финч взволнованно глядел на незнакомца. – Давай же! Отойди прочь! Они ведь тебя задавят!»
Но незнакомец не спешил спасать свою жизнь. Когда троффу оставалось до него не больше дюжины ярдов, он резко вскинул руку в его направлении. В тот же миг раздался грохот, и экипаж дернулся, будто его пнули. Он качнулся в сторону и вильнул. Финч и мадам Гриппен натолкнулись друг на друга.
– Брэ-э-эй! – закричала женщина.
Мистер Брэй потянул рычаг на себя, но экипаж уже потерял управление. Издавая рев, по широкой дуге он обогнул стоявшего на мостовой незнакомца и вылетел на тротуар, а затем…
Удар.
Грохот.
Осколки стекол летят во все стороны.
Финч врезался плечом в спинку кресла мистера Брэя, отлетел от нее, как мячик, и стукнулся о дверцу.
Трофф замер. Экипаж погрузился в тучу дыма и пара, как казанок с кашей, забытый на огне. На его переднее окно наваливалась афишная тумба, в которую он врезался. Обрывки афиш свисали внутрь экипажа через пробитую раму лохмотьями. От «Гадкого жениха» даже сейчас было никуда не скрыться.
Механизмы экипажа натужно скрипели. Из перебитых трубок котла с шипением полз пар, наполняя салон. От столкновения топку затопило, и невероятно, до рези в глазах воняло промокшей химрастопкой. Внутри троффа, напоминающего сейчас примятую ногой бродяги консервную банку, раздавались хрипы и стоны.