Пуанкаре
Шрифт:
Между тем события на театре военных действий принимали все более угрожающий характер. Кое-какие сведения доходят до Нанси, кое-что охотно сообщают сами немцы. В первых числах сентября под Седаном бесславно капитулировала стотысячная армия Мак-Магона вместе с императором Наполеоном III. Прусские войска двинулись на Париж. В Нанси не сразу узнают, что в Париже волнения, император низложен и провозглашена республика, третья по счету. Призвав под ружье до полумиллиона человек, Париж намерен дать захватчикам решительный отпор. К тому же не сказала еще своего последнего слова крупнейшая армейская группировка в самой неприступной французской крепости Мец. В Нанси с надеждой поглядывают на север, откуда может прийти желанное освобождение. Но 27 октября разносится черная весть: маршал Базен сдал противнику крепость вместе со всей лотарингской армией. Проклятия французов обрушиваются на голову изменника. Отчаянная решимость охватывает героических защитников республики: драться
А в Нанси, оказавшемся в глубине захваченной врагом территории, вдали от линии фронта, налаживается тревожная и сумеречная жизнь оккупированного города. Занятия в лицее возобновляются лишь 17 октября, после самоотверженных усилий администрации, осмелившейся обратиться к немецкому командованию с просьбой очистить лицей от солдат. Невеселы первые уроки в едва приведенных в порядок аудиториях. Среди лицеистов Анри видит много незнакомых лиц. Это беженцы из Эльзаса и приграничных местностей. Среди них находится Поль Аппель из Страсбурга, которого свяжут с Пуанкаре долгие годы дружбы. Но пока что они занимаются в разных классах, даже не зная о существовании друг друга.
Зима военной тревоги
В конце ноября из Арранси приходят тревожные вести, и мадам Пуанкаре отваживается на рискованное по тем временам предприятие; навестить родителей. Неизвестно, как удалось ей убедить своего мужа в необходимости этой поездки, но 1 декабря она выезжает из Нанси поездом на Мец. Сопровождают ее Анри и Алина, слабая защита в краю, где хозяйничают солдаты противника.
Как непохожа эта поездка на все предыдущие! Выехали в пять часов утра. Стояли сильные холода. Поезд часто замедлял ход и подолгу простаивал в открытом поле. Попадавшиеся им на пути станции были забиты немецкими солдатами, бородатыми, в черных шлемах с медными шишаками. В полдень прибыли наконец в Мец. Дальше продолжить путешествие можно было только дилижансом, и то если повезет, так как ходили они крайне нерегулярно. Им повезло: кондуктор дилижанса, житель Брие, видно посочувствовав женщине, пустившейся в путь в такое неспокойное время с двумя детьми, согласился прихватить их в качестве пассажиров по дороге домой.
Мороз усиливается час от часу. Громыхают колеса по затвердевшему грунту. Дыхание лошадей белым инеем оседает на сбруе. Порой Анри кажется, что сквозь открывшуюся в атмосфере невидимую брешь на землю спускается жестокий холод космических глубин. От неподвижного сидения ноги совсем окоченели, поэтому он даже обрадовался, когда на крутом подъеме кучер попросил их сойти. Анри идет рядом с кондуктором, упираясь руками в заднюю стенку экипажа. «Если так пойдет дальше, — иронически думает он, — то скоро все вокруг превратится в безлюдную, вымерзшую пустыню». И как неожиданное оправдание его мрачного пророчества с высоты холма им открылась в резком свете зимнего дня безжизненная, полуразрушенная деревня. Почерневшие стены домов и печные трубы возвышались над печальным пепелищем. «Здесь шли бои», — пояснил кондуктор онемевшим пассажирам. Теперь они и сами начинают припоминать какие-то неопределенные слухи о битве под Сен-Прива. Но что стало с несчастными жителями, на которых обрушилась беспощадная стихия войны? Тревога. в их сердцах возрастает, и они молча продолжают свой путь. В Брие прибыли только в полночь. Кондуктор дилижанса предложил им переночевать в его доме. Усталые, одолеваемые тяжелыми предчувствиями, кидаются они, не раздеваясь, на неприхотливое ложе.
На следующее утро термометр показывает двадцать градусов мороза. Кое-как устроившись на попутной повозке, они двинулись по направлению к Арранси. Видя подавленное состояние детей, все еще находившихся под гнетущим впечатлением вчерашней картины, мадам Пуанкаре, желая их подбодрить, взволнованным голосом напоминает: «Сегодня второе декабря, годовщина победы Наполеона под Аустерлицем!»
Более трезвый и искушенный политик, чем мадам Пуанкаре, в подобной ситуации вспомнил бы, наверное, совсем иные, связанные с этой датой события, из которых, как из отдаленного источника, вылилась целая река постигших французский народ бедствий. Он вспомнил бы, что ровно девятнадцать лет назад Луи Бонапарт совершил государственный переворот, сокрушив республику и нарушив собственную присягу президента этой республики. А еще год спустя, тоже 2 декабря, он провозгласил себя императором под именем Наполеона III. Вспомнил бы, как император торжественно объявил: «Империя — это мир!» — и как все годы его правления были сплошным опровержением этого тезиса. Он вспомнил бы, как одна за другой следовали бесславные военные авантюры, оплачиваемые кровью французских солдат: Крымская война 1854–1855 годов, итальянская кампания 1859 года, китайская экспедиция и экспедиция в Кохинхину 1860 года, экспедиция в Сирию в 1861 году, мексиканская экспедиция 1867 года. Вспомнил бы, как императорское правительство с легким сердцем развязало эту преступную войну, ведущую страну к полному военному краху. Но вряд ли такие воспоминания способствовали бы поднятию духа наших путешественников.
Встреча
На обратном пути, в Меце, мадам Пуанкаре слышит передаваемую из уст в уста весть о том, что оперирующая на востоке армия генерала Бурбаки ворвалась в Нанси, бои идут на улицах города. Но Анри, недоверчиво усмехнувшись, только покачал головой. В эту осень он стал не по возрасту скептичным и проницательным. Если процедить все циркулирующие слухи сквозь сито логического анализа, от них останется очень мало достоверного. События войны доказали многим легковерам, что любые чудеса должны быть заранее подготовлены и обеспечены. Настало время сурового переосмысления французской действительности, рушатся многие казавшееся дотоле незыблемыми иллюзии.
По распоряжению немецкого командования в Нанси были закрыты все французские газеты и журналы. Единственным источником информации служила немецкая печать. Анри, неплохо читающий на немецком языке, одним из первых узнает текущие политические новости и сообщает их своим друзьям, родным и даже преподавателям лицея. Делалось это не совсем невинным образом. У их соседки мадам Барба остановился прусский офицер, военный врач. Сухо корректный и пунктуальный, он доводил до исступления мадам Барба своей почти механической точностью, которой требовал и от нее. В один и тот же день, в одно и то же время он отдавал ей свое обмундирование с тем, чтобы к строго определенному часу оно было приведено в порядок, вычищено и отутюжено. О благословенная немецкая пунктуальность! В кармане мундира каждый раз торчал свежий немецкий журнал. Легко было приноровиться к заведенному офицером неизменному порядку, но следовало торопиться с переводом, чтобы не подводить мадам Барба. За короткий срок нужно было успеть прочитать журнал, не упустив ничего важного. И вот составляется бригада скоростного перевода: Анри читает текст, Альбер Жилль и мадам Пуанкаре отыскивают в словаре незнакомые слова, Алина записывает под диктовку перевод. Хорошее знание немецкого языка впоследствии позволит Пуанкаре в оригинале читать труды немецких коллег, следя за успехами одной из ведущих в Европе математических школ.
Главные события разворачиваются теперь в Париже. Осада столицы завершается в конце января капитуляцией. Глава новой исполнительной власти Адольф Тьер приходит с Бисмарком к соглашению о мирном договоре. Условия договора тяжелы и позорны для Франции: победителю выплачивается пятимиллиардная контрибуция и отдаются две провинции — Эльзас и Лотарингия. День, когда был принят этот унизительный и постыдный мир, походил на день похорон всей Франции. На драматическом заседании Национального собрания 1 марта 1871 года депутаты от Эльзаса и Лотарингии заявили, что считают лишенным всякой нравственной силы договор, располагающий судьбою населения двух провинций без его на то согласия. «Этот договор будет большой несправедливостью, одной из самых, больших в истории народов и в летописях дипломатии, — заявил депутат Бамберже. — Только один человек — заявляю это во всеуслышание — должен был бы подписать такой договор. Этот человек — Наполеон III, имя которого навеки останется пригвожденным к позорному столбу истории». Но договор утвержден, и представители отторженных от Франции провинций с несколькими присоединившимися к ним в знак солидарности республиканцами покидают зал заседаний. Лидер республиканцев Леон Гамбетта обращается с пламенным призывом к своим единомышленникам: «…мы, республиканцы, должны забыть все наши разногласия и тесно сплотиться вокруг патриотической идеи реванша, который будет протестом права и справедливости против насилия и подлости».
Мирный договор не принес успокоения и умиротворения. Наоборот, фиксируя результаты войны, он посеял ядовитые семена ненависти, пробудил у французов еще большую вражду к Германии, чем сама бесславная война. Отныне они будут жить только неприятием всего прусского, немецкого. Франко-прусский антагонизм, определявший политическую атмосферу Европы вплоть до первой империалистической войны, вышел на широкую столбовую дорогу.
До Нанси, поглощенного своими тревогами и заботами, глухо доходят вести о том, что Париж бурлит и клокочет. 18 марта там произошло восстание и провозглашена власть Коммуны. Правительство во главе с Тьером бежало в Версаль. Теперь осаду Парижа ведут уже не прусские, а правительственные войска, которые завершают ее в конце мая «кровавой неделей». Все эти события каким-то вихрем проносятся перед потрясенным сознанием Анри, уже уставшим поражаться и удивляться. Слишком многое ему пришлось увидеть и пережить за этот короткий отрезок времени.