Публицистика 1918-1953 годов

Бунин Иван Алексеевич

Мы, лауреаты, входим в «Музыкальный Дом», со всей прочей толпою, но в вестибюле нас тотчас от толпы отделяют и ведут куда-то по особым ходам, так что то, что происходит в парадном зале до нашего появления на эстраде, я знаю только с чужих слов.

Зал этот удивителен своей высотой, простором. Теперь он весь декорирован цветами и сплошь залит народом: сотни вечерних дамских нарядов, жемчугов и бриллиантов, сотни фраков, звезд, орденов, разноцветных лент и всех прочих торжественных отличий. В пять без десяти минут весь кабинет шведских министров, дипломатический корпус, Шведская Академия, члены Нобелевского Комитета и вся эта толпа приглашенных уже на местах и хранят глубокое молчание. Ровно в пять герольды с эстрады возвещают фанфарами появление Монарха. Фанфары уступают

место прекрасным звукам национального гимна, льющимся откуда-то сверху, и Он входит в сопровождении наследного принца и всех прочих членов королевского дома. За ним следуют свита и Двор. Мы, четыре лауреата, находимся в это время все еще в той маленькой зале, что примыкает к заднему входу на эстраду.

Но вот и наш выход. С эстрады снова раздаются фанфары, и мы следуем за теми из шведских академиков, которые будут представлять нас и читать о нас рефераты. Я, которому назначено говорить свою речь на банкете после раздачи премий первым, теперь выхожу, по ритуалу, на эстраду последним. Меня выводит Пер Гальстрем, непременный секретарь Академии. Выйдя, я поражаюсь нарядностью, многолюдством зала, всей этой светоносной и великолепной бездной, открывающейся передо мною. И тут, при появлении с поклоном входящих лауреатов, встает не только весь зал, но и Монарх со всем своим Двором и Домом.

Эстрада тоже громадна. Она украшена какими-то мелкими розовыми живыми цветами. Правую сторону ее занимают кресла академиков. Четыре кресла первого ряда налево предназначены для лауреатов. Надо всем этим торжественно-неподвижно свисают со стен полотнища шведского национального флага: обычно украшают эстраду флаги всех тех стран, к которым принадлежат лауреаты; но какой флаг имею я лично? Невозможность вывесить для меня флаг советский заставила устроителей торжества ограничиться одним, — шведским. Благородная мысль!

Открывает торжество председатель Нобелевского Фонда. Он приветствует короля и лауреатов и предоставляет слово докладчику. Тот целиком посвящает это первое слово памяти Альфреда Нобеля, — в этом году столетие со дня его рождения. Затем идут доклады, посвященные характеристике каждого из лауреатов, и после каждого доклада лауреат приглашается докладчиком спуститься с эстрады и принять из рук короля папку с Нобелевским дипломом и футляр с большой золотой медалью, на одной стороне которой выбито изображение Альфреда Нобеля, а с другой имя лауреата. В антрактах играют Бетховена и Грига.

Григ один из наиболее любимых мною композиторов, я с особым наслаждением услыхал его звуки перед докладом обо мне Пера Гальстрема.

Последняя минута меня взволновала. Речь Гальстрема была не только прекрасна, но и истинно сердечна. Кончив, он с милым смущением обратился ко мне по-французски:

— Ivan Alexe"iwitch Bounine, voulez-vous descendre dans la salle pour recevoir des mains de Sa Majest'e le prix Nobel de la litt'erature 1933 que l'Acad'emie su'edoise vous a d'ecern'e. [29]

29

— Иван Алексеевич Бунин, благоволите сойти в Зал и принять из рук Его Величества литературную Нобелевскую премию 1933 года, присужденную вам Шведской Академией.

В наступившем вслед за тем глубоком молчании я медленно прошел по эстраде и медленно сошел по ее ступеням к Королю, вставшему мне навстречу. Поднялся в это время и весь зал, затаив дыхание, чтобы слышать, что Он мне скажет и что я Ему отвечу. Он приветствовал меня и в моем лице всю русскую литературу с особенно милостивым и крепким рукопожатием. Низко склонясь перед Ним, я ответил:

— Sire, je prie Votre Majest'e de daigner d'accepter l'hommage de ma profonde et respectueuse gratitude. [30]

30

— Государь, я прошу Ваше Величество соблаговолить принять выражение моей глубокой и почтительной

благодарности.

Слова мои потонули в рукоплесканиях.

Король чествует лауреатов в своем дворце на другой день после торжества раздачи премий. Вечером же десятого декабря, почти тотчас по окончании этого торжества, их везут на банкет, который им дает Нобелевский Комитет.

На банкете председательствует кронпринц.

Когда мы приезжаем, там уже опять в сборе все члены Академии, весь королевский Дом и Двор, дипломатический корпус, художественный мир Стокгольма и прочие приглашенные.

К столу идут в первой паре кронпринц и моя жена, которая сидит потом рядом с ним в центре стола.

Мое место рядом с принцессой Ингрид, напротив брата короля, принца Евгения (кстати сказать, известного шведского художника).

Кронпринц открывает застольные речи. Он говорит блестяще, посвящая слово памяти Альфреда Нобеля.

Затем наступает черед говорить лауреатам.

Принц говорит со своего места. Мы же с особой трибуны, которая устроена в глубине банкетной залы, тоже необыкновенно огромной, построенной в старинном шведском стиле.

Радиоприемник разносит наши слова с этой эстрады по всей Европе.

Вот точный текст той речи, которую произнес я:

— Monseigneur, Mesdames, Messieurs.

— Le 9 novembre, tr`es loin d'ici, dans une ancienne ville de Provence, dans une pauvre maison de campagne, j'ai recu le coup de t'el'ephone qui m'annoncait le choix de l'Acad'emie su'edoise. Je ne serais pas tout `a fait sinc`ere, si je vous disais, comme on le r'ep`ete dans les cas analogues, que e''etait la plus forte 'emotion de ma vie. Un grand philosophe a d'eclar'e que les 'emotions procur'ees par les joies, ткте les plus violentes, ne comptent presque pas en comparaison de celles que provoque la douleur. Sans vouloir apporter une note de tristesse `a ce banquet dont je garderai toujours l'ineffacable souvenir, je me permettrai de dire tout de m^eme que les souffrances ont largement d'epass'e mes joies au cours de ces 15 derni`eres ann'ees. Et ces souffrances ne m'ont pas 'et'e toutes personnelles — loin de l`a!

— Mais, tr`es certainement, je puis affirmer que, de toutes les joies qui me sont 'echues dans ma vie litt'eraire, ce petit miracle technique, ce coup de t'el'ephone de Stockholm `a Grasse, m'a donn'e la satisfaction la plus justifi'ee. Le prix litt'eraire institu'e par votre grand compatriote Alfred Nobel reste la plus haute r'ecompense qui puisse couronner l'oeuvre d'un 'ecrivain. Ambitieux comme presque tous les hommes et comme tous les auteurs, j''etais extr^emement fier de recevoir cette couronne de la part du plus comp'etent et du plus impartial des jurys — et aussi, soyez en s^urs, Messieurs de l'Acad'emie, extr^emement reconnaissant. Mais j'aurais fait preuve d'un triste 'egoisme si, ce jour-l`a, le 9 novembre, je n'avais pens'e qu'`a moi-типе. Bris'e d''emotion par les f'elicitations et les t'el'egrammes qui commencaient `a pleuvoir, j'ai song'e, dans la solitude et le silence de la nuit, `a la signification profonde qui s'attachait `a la d'ecision de l'Acad'emie su'edoise. Pour la premi`ere fois, depuis la fondation du prix Nobel, vous l'avez attribu'e `a un exil'e. Qui suis-je en v'erit'e? Un exil'e qui jouit de l'hospitalit'e de la France envers laquelle, 'egalement, j'ai coutract'e une dette de reconnaissance 'eternelle. Messieurs de l'Acad'emie, permettez qu'en faisant abstraction de ma personne et de mon oeuvre, je d'eclare ici qu'en lui-m^eme votre geste est d'une tr`es haute beaut'e. Il faut qu'il existe, en effet dans le monde des foyers d'ind'ependance absolue. Sans doute, autour de cette table, il est des repr'esentants de toutes les opinions, de toutes les croyances philosophiques et religieuses. Mais il est une v'erit'e qui nous unit tous: la libert'e de la pens'ee et la conscience; c'est `a cette libert'e que nous devons la civilisation. Et pour nous surtout, les 'ecrivains, il y a l`a un dogme, un axiome. Votre d'eecision, Messieurs de l'Acad'emie, prouve une fois de plus que l'amour de la libert'e, pour la Su`ede, est un v'eritable culte national.