Пуля-дура. Поднять на штыки Берлин!
Шрифт:
Петеньку в одно мгновение прошибли холодный пот ужаса и бурный восторг. Ужас от того, что ему стало понятно: великий князь подкапывается под семью Шуваловых. Сначала заводы отберет у Петра Ивановича, подорвав богатство семьи, а куда дальше дело повернет, и представить страшно. Радость тоже была понятна – теперь голштинцы полностью у него в руках, Александр Иванович закроет глаза, что бы тут поручик ни натворил, и благодарность графов также будет соразмерна его заслугам.
Но тут в кузницу ворвался ликующий Иван, который размахивал фельдъегерской сумкой с голштинским гербом на застежке – стилизованный белый кленовый лист на красном фоне.
–
– Та-ак, – хищная улыбка заиграла на лице Петеньки. – Ну вот теперь мы с вами побеседуем, господа заморские. Обоих связать, кляп в рот, чтобы пискнуть и трепыхнуться не могли, пока я с бумагами разберусь. – Он на мгновение задумался, покусал нижнюю губу и знаком подозвал к себе сержанта: – Иван, теперь сделаешь вот что… – и зашептал что-то на ухо тому.
Иван, услышав, выпучился и даже отшатнулся.
– Да разве можно так, господин поручик!
– Поговори мне! Не токмо можно, но и нужно обязательно. Причем обязательно его шпагою. И не рассуждать, ибо сие – дело государево!
– Слушаюсь, вашбродь, – мрачно козырнул Иван и вылетел из кузни.
Поручик тем временем взялся за сумку. Сержант был прав, половина бумаг оказалась зашифрованной. Наверное, можно было поломать голову и разгадать шифр, вряд ли он был так уж сложен, но заниматься этим совершенно не хотелось. Прочие письма тоже оказались куда как интересными. Прежде всего, это было своеручное указание «по ордеру от наследника-цесаревича и великого князя проведать доподлинно, каковые заводы в шуваловском владении обретаются, в разор оным приведенные, лейтенанту же Эрхарду уяснить, которые заводы для лучшего произвождения в казну надлежит записать, и, приняв за благо, обязательства и привилегии на имя ЕИВ наследника-цесаревича и великого князя перевести. В рассуждении пользы приумножения милостиво поручено войти в управление оными заводами генерал-майору службы голштинской и кавалеру фон Брокдорфу».
Вот оно! Теперь Петенька уже не сомневался, кто именно стоит за всей этой авантюрой, однако что Брокдорф, Брокдорф не более чем пешка в большой игре, за ним стоят настоящие игроки. Причем вряд ли эти голштинцы что-то знают, но попытать их все-таки следует. Ну а о том, что в лице братьев Шуваловых цесаревич приобрел смертельных врагов, говорить уже не приходилось. Поэтому Петенька приказал караульщикам облить Эрхарда водой из ведра, дабы привести в чувство, и усадить на скамейку. Одновременно он показал Северьяну на ржавый железный шкворень, валявшийся в углу, и на огонь, весело потрескивающий в горне. Сначала приказчик не понял, что от него требуется, но когда поручик нетерпеливо махнул рукой, Северьян сначала удивленно выпучил глаза, а потом уважительно хмыкнул в бороду и сунул шкворень в огонь.
Эрхард, сидя на лавке, ненавидяще сверлил Петеньку взглядом, и хотя изо рта у него продолжала сочиться кровь, вид у голштинца был самый вызывающий.
– Ну, вот мы и снова встретились, – прошипел Петенька. – Забыл небось? Не узнаешь? Напомнить тебе скачки голштинские по прошпектам столичным? И поручика Ханыкова тоже забыл, думаю? А я вот нет, я все помню, всем обидам счет веду, и теперь ты этот счет до последней полушки оплатишь!
– Я не понимайт, о чем вы гофорить, – кисло произнес Эрхард. Скрученный, с кляпом во рту, фон Заукен задергался у стены, но не смог издать ни звука.
– Зато я все прекрасно понимаю, – криво усмехнулся Петенька. – Твой сообщник показал, что вы получили дирекцию от наследника-цесаревича произвести инспекцию заводов Уральских, что видно также из бумаги, подписанной Петром Федоровичем. Но с каковой целью? Передать заводы великому князю? Это тоже, но не верю, что этим все заканчивается. Что написано в листах цифирных и кто оные листы вам вручил?
– Я ништего не буду гофорить, – огрызнулся Эрхард. – Мой господин Карл Петер Ульрих, только перед ним я отвейчат. А тебя за самоуправство на дыбу поднимут.
– Но-но, не грозись, – отмахнулся, как от назойливой мухи, Петенька. – Если что и будет, то еще где и когда, а тебя я спрашиваю здесь и сейчас. И отвечать ты будешь. Зачем противиться? Нам лишние хлопоты, а тебе мука напрасная, в Тайной канцелярии говорят все. Северьян, давай сюда.
Приказчик вытащил из горна шкворень, один конец которого уже светился малиново-жарко. Обмотав второй конец шкворня оборванным рукавом голштинской рубахи, Северьян медленно пронес раскаленное железо перед самым лицом Эрхарда. Тот побледнел, но все-таки нашел в себе силы ответить хрипло:
– Вы не смеете… Unm"oglich…
– Вероятно, еще как вероятно. Северьян, левый! – рявкнул поручик.
Двое стражников схватили Эрхарда за плечи, чтобы не отстранился, и Северьян плавным движением вдавил раскаленное железо в левую глазницу Эрхарда. Тот вскрикнул дико и обмяк.
– Хватит, – приказал Петенька, – облить водой, привести в чувство. – Потом потянул носом и подозрительно посмотрел на фон Заукена, на подштанниках которого расплывалось рыжее пятно. – Тьфу!
В общем, голштинцы запирались не слишком долго. Очень быстро выяснилось, что помимо официальных бумаг, выправленных адъютантами цесаревича, согласно каковым им надлежало разобраться с шуваловскими заводами, имелось и другое указание, записанное в тех самых цифирных листах, которые они получили также у Брокдорфа. Но там было указано выяснить, сколько пушек могут лить демидовские и шуваловские заводы, особливо тяжелых, могут ли на тех же заводах фузеи быть изготавливаемы, главное же задание было выяснить конструкцию секретных шуваловских гаубиц и по возможности раздобыть соразмерные чертежи. Кроме того, надлежало составить краткий обзор медных и прочих шахт, каковые для военного строения могут быть употреблены, приисков золотых и каменных… Ну, в общем, всего, что только мог дать Урал-камень. Все сведения должно записывать мудрой литореей на немецком языке, а готовые цифирные листы представить генерал-маэору и кавалеру фон Брокдорфу.
Петенька даже плюнул от отвращения.
– Невысоко же нас ценит Брокдорф! Чтобы такую цифирь разгадать, много времени не требуется!
– Господин поручик, – осторожно вставил Северьян, – а что теперь с этими делать? Они ведь расскажут, да и вид у них сейчас…
– Да, да! – загорелся фон Заукен. – Мы фсе будет рассказывайт! И фас будут erhаngen!
– Ну, это уж совершенная глупость, – немного рассеянно пробормотал Петенька, озабоченный чем-то иным. – Значит, так, – обратился он к стражникам, – злодеев голштинских связать надежно, усадить на лошадей. А потом проваливайте и накрепко забудьте все, что только что здесь видели и слышали. Это есть слово и дело государево, занималась всем Тайная канцелярия, и не дай вам бог в наш розыск попасть. Не было ничего, ничего не видели и не слышали, на том стойте крепко.