Пуля-дура. Поднять на штыки Берлин!
Шрифт:
– Все наоборот было! Совсем наоборот! Это в нас по дороге стреляли, и я теперь понимаю, кто именно. Это как раз сам Аллефельд подстроил, только не понимаю, когда он успел татей отыскать! Один из моих сержантов пулю в руку получил.
Шувалов кисло улыбнулся:
– Ну а доказательства ты, поручик, имеешь? Или только слова одни?
Петенька пригорюнился:
– Нет у меня доказательств. Мы тогда обыскали место засады, но ничего, кроме пятен кровавых, не нашли. Никаких следов больше. – Потом он обрадовался: – Так ведь и у голштинца никаких доказательств быть не может!
– Как бы не так! – остановил его Шувалов. – Майор Аллефельд представил труп
Поручик призадумался, но все-таки нашелся:
– А какие доказательства означенный майор, кроме собственных слов, предъявил? Злодей, как я понимаю, мертвый был уже, ничего на правеже не показал, ничего не подтвердил. Поэтому если и есть что, так это мое слово против его слова.
– Да, я всегда говорил, что ты хитер, – покивал Шувалов. – Но вот беда: его слово сказано в ухо цесаревичу, а кто твое слушать будет?
– Так это же форменный заговор голштинский против русской армии! – взвыл Петенька. – Этак любая гнида голштинская оговорит русского офицера, и тому форменный абшит получится, если не вообще крепость! Так не должно быть!
– А вот здесь ты совершенно прав, – моментально посерьезнел граф, – такое имеет место быть, хотя быть не должно. Но мы пока не можем дотянуться до истоков этого зла. Голштинцы? Голштинцы мелочь, не стоят они серьезного внимания, потому что не в них дело. Ты думаешь, что главный злодей сидит в Рамбове? Как бы не так. Там находится всего лишь марионетка прусская, вольно или невольно, по злому умыслу или по простоте душевной, только играет он на руку королю Фридриху, и вот в этом наша самая большая проблема. А офицеры голштинские, с которыми у тебя столько неприятностей возникло, не более чем подручники подручника. Но нам еще предстоит найти того, кто здесь руководит всем этим.
– Как, разве это не… – Петенька замялся, не в силах назвать цесаревича.
Шувалов скривился, словно у него заболели зубы.
– Господи, да кто же этому дурачку серьезное дело доверит? Я же говорю, что король прусский вертит им, как хочет. Но не прямо же из Берлина приказы в Малый дворец идут, ведь кто-то их получает и в уши Петра Федоровича вкладывает. Вот этого человека нам и требуется найти.
– Голштинцы, которых я перехватил на Урале, говорили, что их послал генерал фон Брокдорф.
– Вот и надо разобраться с ним хорошенько. Но только так, чтобы об этом никто не узнал.
– Поискать у него дома? – предложил поручик.
– А почему бы и нет? Мне недосуг было этим заниматься после того, как ты с Урала вернулся, хотя помню, помню, что ты мне тогда говорил. Но вот сейчас и займись. Но! – Шувалов строго поднял палец. – Об этом никто не должен знать, даже сержанты, которые в твоем распоряжении пребывают.
Петенька довольно ухмыльнулся:
– Им сейчас не до того, Василий лежит, рану залечивает, а Иван его обихаживает. Но вот Северьяна я с собой прихвачу, одному не справиться.
Шувалов кивнул:
– Хорошо. Тем более, насколько я знаю, оный Северьян тебе всем обязан и служит, как пес, в надежде имение и имя дворянское вернуть.
Александр Иванович еще что-то говорил, но Петенька его уже не слышал. Он предвкушал, как сегодня же отправится с визитом к Шаховским, и гадал, что именно может этот визит принести.
Петенька пребывал на седьмом небе от счастья или даже на восьмом, он точно не считал. Дело в том, что княжна Даша согласилась сделать визит в его скромную конурку, чтобы насладиться рассказами о страшных приключениях и заговорах, в которые оказался замешан против своей воли скромный поручик Тайной канцелярии. Ну почему бы не порадовать девушку? Конечно, строгая, как вяленая треска, мисс Энн Дженкинс сопровождала ее, однако ж звероподобный Северьян тоже был, как ни странно, рад встрече с чопорной англичанкой. Он сразу подхватил ее под руку и увлек к себе в комнату, бонна слабо трепыхнулась, но более для порядка, потому что так положено. И вот уже никто не стоит между молодыми.
Петенька наклонился и губами нашел губы Даши, поцелуй получился долгим и нежным, и она ответила ему неумело, но страстно. Потом последовали новые поцелуи, и они унеслись куда-то ввысь, к мерцающим звездам, чей свет пронизывал тела… но мы уже и так слишком нескромны. В общем, Петенька презентовал Даше изумрудное ожерелье, привезенное с Урала. Жид-ювелир, которому поручик опаски ради показал его, подтвердил, что ожерелье стоит не менее трех тысяч. Подарок получился царский, и свежие щечки княжны прямо-таки запылали. После чего Петенька сообщил, что намерен идти к ее отцу и просить руки девушки, потому что сердце ее, он давно это понял, и так отдано ему навечно.
Им пришлось дождаться, пока появится бонна, вся томная и раскрасневшаяся. Северьян почтительно провожал ее вежливыми поклонами, но сам при этом походил на довольнющего шкодливого кота, который только что уволок прямо со стола у любимой хозяйки превкуснейшую колбасу и сожрал ее, не оставив даже шкурки.
Вот в таком расслабленном состоянии они и отправились с визитом к барону Брокдорфу, прознав, что тот отправился в Рамбов по вызову великого князя. Визит был успешным, Петенька даже не ожидал такой удачи, потому что в шкатулке обнаружились письма короля прусского, который указывал, что именно надлежит делать голштинцу, каковые письма были незамедлительно изъяты. Слуги почти не пострадали, Северьян прирезал всего-то двоих лакеев. Чтобы все выглядело натуральнее, Петенька прихватил какие-то золотые побрякушки, валявшиеся в спальне, и горстку золотых монет. Если уж нельзя скрыть пропажу писем, так пусть все выглядит как обычное ограбление. Добычу Петенька отдал Северьяну, и тот, надо сказать, ничуть не смутился. А потом…
Словом, Петенька еще ни разу не видел начальника Тайной канцелярии в таком гневе и только радовался, что не приводилось ему видеть подобное. Граф Александр Иванович орал и топал ногами, ругался, словно пьяный матрос, и даже треснул кулаком по столу. И, что самое обидное, речь шла о его, Петенькиной, глупости. Ну скажите на милость, зачем нужно было выкрадывать письма? Какой вор, утащив деньги и драгоценности, польстится на клочки бумаги? Скопировать нужно было все тщательно и оставить, где лежало. Добро бы еще утащили вместе со шкатулкой! Когда Петенька вякнул было, что шкатулка была самая негодящая, не серебряная и даже не красного дерева, граф сгоряча даже треснул его по уху.
Дело в том, что Брокдорф, обнаружив покражу, не стал шуметь об этом и обращаться в полицию, а просто исчез. Пропал, растворился, словно его и не было. Граф Шувалов прямо сказал проштрафившемуся поручику, что теперь Брокдорф почти наверняка мчится, не жалея коня, в Пруссию, к своему истинному хозяину, потому что в письмах такое обнаружилось, что великий князь его бы защищать не стал.
– Упустил! Упустил! – стонал Александр Иванович. – Ну где его теперь искать?! – Он даже зубами скрипнул. – Вот теперь и отправляйся, лови его снова.