Пуля-дура. Поднять на штыки Берлин!
Шрифт:
– Штыком их! Штыком!..
Пруссаки уже были совсем рядом, однако им предстояло подниматься по достаточно крутому склону, и потому стена синих мундиров двигалась уже совсем медленно. Были видны багровые лица солдат, по которым катились крупные капли пота, вздувшиеся жилы на висках – тесные медные гренадерки по такой жаре превращались в пыточный колпак, набитый горячими угольями. Сверкнула синеватая щетина штыков…
– F"ur Gott und K"onig! – рявкнул кто-то из немцев.
Но тут командир полка резко взмахнул шпагой, и мушкатеры слаженно дали залп. Петенька невольно
Впрочем, дым тут же унесло порывом ветра, и Петеньке открылась ужасная картина: какая-то грязная, окровавленная куча дергалась и шевелилась у подножия эскарпа, завывая и хрипя. Его замутило. Нет, он привык к виду крови, в Тайной канцелярии не держат напудренных селадонов и не танцуют контрдансы. Но столькокрови он видел впервые. Артиллерийская дуэль, когда ты не видишь глаза противника, воспринимается как-то легче.
– Вторая шеренга, залп! – рявкнул полковник, которого увиденное ничуть не смутило, вторая шеренга сделала шаг вперед, вскинула фузеи, и снова громыхнуло. И снова завопило и застонало в дыму.
– Ну теперь-то можно в штыки ударить?! – чуть не заплакал подполковник.
Вывернувшийся невесть откуда князь Голицын заорал на него:
– Успокойтесь, Суворов! Мы имеем приказ вести огневой бой и удерживать позицию! Извольте соблюдать артикул воинский и управить приказ главнокомандующего!
– Так ведь сейчас сомнем их. Победа!
– Туда посмотри! – полковник махнул шпагой.
И действительно, заболоченная равнина между прудов вдруг запестрела разноцветными мундирами, зажелтела медью кирас – это немецкая кавалерия наконец-то стронулась с места и начала обходить Кунерсдорф.
Генерал Зейдлиц смотрел на затянутые дымом и пылью холмы, которые русские упрямо не желали отдавать, и злился. Это было неправильно. Фридрих все делал как положено: обманул русских, заставил драться с перевернутым фронтом, нанес удар по флангу. Только победа почему-то упрямо ускользала от пруссаков. Русские варвары никак не хотели отступать под натиском гренадеров короля, если бы здесь были австрийцы, они давно бежали бы. Но этот проклятый Шувалов упрямо отказывался признать, что проиграл битву, а его солдаты и подавно. Впрочем, чего ждать от волосатых дикарей из Сибири? Ничего, прусские штыки вразумят даже самого тупого. Но тут гренадеры Шенкендорфа снова попятились…
– Генерал, ординарец короля, – тронул Зейдлица за плечо адъютант.
Зейдлиц оглянулся. Запыленный офицер мчался, размахивая треуголкой. Генерал поморщился, офицеры так себя не ведут.
– Его ве… величество прик… казал вам атаковать, – еле выдохнул посланец. – Обойдите Кунерсдорф и атакуйте Большой Шпиц.
Зейдлиц даже поперхнулся.
– Передайте королю, что я не тронусь с места до тех пор, пока пехота не возьмет Мельничную гору! Я не собираюсь губить кавалерию под перекрестным огнем. Пусть Шенкендорф сделает свое дело, и тогда я сделаю свое.
Он снова поднял подзорную трубу. Фридрих, видимо, решил пойти ва-банк. Конная батарея стремительно вылетела на поле и развернулась прямо перед Кунерсдорфом. Выученная прислуга моментально сняла орудия с передков, запряжки стремительно унеслись обратно, а шесть орудий полыхнули дымом. Среди домишек деревни взлетели черные столбы. И почти моментально батарея дала второй залп. В Кунерсдорфе вспыхнула пара домов, ветерок раздувал пламя, которое игриво заплясало на крышах. Вот это правильно! Если артиллеристы выкурят русских из деревни, то кавалерия сможет пройти вплотную к ней, ничем не рискуя и одновременно прикрываясь строениями и дымом пожаров от русских пушек.
Однако тут же на вершине Мельничной горы замелькали языки пламени – русские батареи открыли ответный огонь. И стреляли они чертовски метко! Зейдлиц выругался так, что лошадь адъютанта шарахнулась в сторону. Батарею заволокло черным дымом, в котором мелькали красные взблески. Видно было, как, подброшенное русским ядром, взлетело орудие и, неуклюже кувыркаясь, рухнуло обратно. Из дыма выскочили несколько ободранных фигур и опрометью побежали в тыл.
– Трусы! Схватить и расстрелять! – бушевал Зейдлиц.
Но тут дым рассеялся, и стало видно, что прусская батарея просто исчезла. Валялись два разбитых лафета, еще одна пушка, потеряв колесо, скособочилась и уткнулась стволом в землю, кругом лежало несколько растерзанных тел.
Генерал вытер вспотевший лоб и невольно перекрестился. Но не успел он перевести дух, как появился второй посланец короля.
– Его величество требует, чтобы кавалерия шла в атаку!
Зейдлиц фыркнул, как рассерженный кот:
– Рано! Вы видите, что делают эти чертовы русские пушки?! Если я положу кавалерию, сражение будет проиграно.
Державшийся рядом генерал фон Шорлеммер ухмыльнулся в густые усы. Его забавляла эта заочная перепалка Зейдлица с королем, а вдобавок он и сам совершенно не рвался вести кирасиров на пушки.
И как раз в тот момент, когда собравшаяся с духом прусская пехота, которой теперь командовал Ведель, опять пошла на штурм Мельничной горы, снова примчался на запаленной лошади королевский адъютант.
– Король приказывает вам, генерал, атаковать незамедлительно! Или сдать командование генералу Шорлеммеру, который выполнит повеление его величества. И еще король сказал, что не узнает своего Зейдлица. Он велел спросить, не превратился ли тот в старую бабу!
Зейдлиц побагровел:
– Ах так?! Ну, мы пойдем в атаку. Если король приказывает, мы пойдем хоть на русские пушки, хоть к черту на рога! Не знаю, что нас там ждет, но я атакую, и да поможет бог нам и королю.
Он раздраженно отшвырнул в сторону трубку – была у генерала такая привычка: перед атакой выкидывать недокуренную трубку, как бы собираясь потом за ней вернуться, – и выхватил саблю.
– Трубач! Атаку!
Земля дрогнула под копытами тяжелых коней.