Пуля с Кавказа
Шрифт:
– Кто это? – Атаманцева поднесла огарок. – Барон! Что случилось? Он ранен? Я не вижу крови.
– Контузия в шею. Не понимаю, как пуля могла ударить в мышцу, но не пробить её. Видимо, стреляли из старого ружья, ещё гладкоствольного. То-то пуля так жужжала… Гортань опухает и сжимается, он теряет возможность дышать. Быстрее! Я видел у вас днём пиявок!
«Жевешка» поняла его с полуслова. Она бросилась к окну, схватила большую банку с плавающими в ней пиявками и запустила туда руку.
– Так…
Быстро и без суеты Атаманцева поставила барону шесть крупных пиявок на правую сторону шеи. При свете стало заметным большое красное пятно в месте касания пули. Шея сильно распухла. Подполковник лежал на боку и с трудом дышал. Из горла его вылетали чуть слышные хрипы и свисты. По лбу, высокому и чистому, беспрерывно катились капли пота. Бледное красивое лицо стало быстро синеть и приобрело новое, скорбное выражение. Из барона уходила жизнь…
Атаманцева кинулась во внутренние комнаты. Лыков стоял на коленях перед кушеткой.
– Виктор! Виктор, держись! Дыши, дыши сколько есть сил! Продержись всего десять минут, и пиявки сделают своё дело. Не умирай, слышишь?
Откуда-то вынырнула «жевешка». Она подложила барону под другую сторону шеи свёрток со льдом, потом обняла Лыкова и силой оттащила его к стулу. Усадила, сунула в руки стакан и приказала:
– Пейте!
Тот машинально выпил – оказалось, в стакане был спирт.
– Сидите и молитесь. Больше ничего сделать нельзя. Он или выживет, или умрёт… Если ваш барон продержится ещё четверть часа, то всё обойдётся.
– Ещё как продержится! – без всякого сомнения заявил коллежский асессор. – Он из таких передряг выскакивал!
И тут же ударил себя кулаком по лбу:
– Ну зачем мы поехали в этот Гуниб! Ну зачем он так поздно догадался про засаду!
– Тихо! – одёрнула сыщика докторша. – Будьте мужчиной!
Алексей замолчал, потом подкрался к Таубе и прислушался к его дыханию.
– Он дышит. Едва-едва, но дышит!
Атаманцева опять оттащила его от кушетки.
– Поймите же: вы создаёте излишнее тепло, а ему сейчас нужен холод.
Они молча сидели напротив Таубе и не отрывали от него глаз. Алексей покосился на Лидию Павловну. Капор на ней распахнулся, сорочка съехала с плеча, обнажив грудь, но сыщика это нисколько не заинтересовало… Наконец, синее лицо барона начало снова бледнеть, а затем и розоветь. Потом он вдруг кашлянул и принялся жадно хватать воздух полным ртом. Две пиявки слетели с шеи больного. Атаманцева тут же подскочила и поставила на их место новые. Подполковник открыл глаза.
– Лидия Павловна…Чудо… Где я?.. Где Алексей Николаевич?
– Я тут, – вышел из-за плеча докторши Лыков. – Ты уже разговариваешь. Значит, всё в порядке!
Таубе с трудом поднял руку, потрогал шею под правым ухом.
– Что у меня там? Липкое…
– Не тормоши их. Это пиявки.
– Кто?
– Пиявки, Виктор Рейнгольдович, – пояснила Атаманцева. – Они вам жизнь спасли. Опухоль сняли. Уменьшается прямо на глазах. Часа через два уйдёте отсюда на своих ногах. Я не знаю, откуда Алексей Николаевич знает этот способ, но он вас с того света вытащил. Ещё бы пятнадцать минут, и было бы уже поздно.
– У нас в батальоне так поручика одного спасли, под Кобулетом. Я сегодня днём был у вас на перевязке, увидел банку и вспомнил. А если бы вы меня сюда не вызвали, не знаю, сообразил бы в той суете…
– Пиявки… Какая гадость… – прошептал барон. – Я их с детства боюсь.
Лыков с докторшей одновременно рассмеялись; Таубе тоже улыбнулся.
– Ну, они уже глазки строят, – сказал сыщик. – Лидия Павловна! Оставляю вам этого симулянта. Делайте с ним что хотите. Клизма, говорят, хорошо помогает от контузий… В Пятигорске с началом войны ходило немало таких офицеров; в народе их называли «сконфуженные». А мне нужно идти.
– Куда же вы, Алексей Николаевич?
– Разбираться, кто нас так подставил. А вы, извините, пока бы оделись. А то барон сейчас придёт в себя и… Я за него не ручаюсь!
Атаманцева со смехом выгнала коллежского асессора на улицу. Он быстро добрался до этапного двора, спросил стоящего на часах казака Одинцова:
– Господа офицеры все на месте?
– Господин подполковник вот как с вами уехали, так боле и не появлялись. Прочие все тута.
– Кто-нибудь из них отлучался?
– Так точно. Ротмистр Даур-Гирей вернулись час назад.
– А остальные?
– Дык, с обеда никуда не выходют, в карты режутся. Господин войсковой старшина, слышно, под два-на-сто рублев у господина капитана выиграли!
Лыков прошёл в ту часть караульного помещения, где стояли казаки, и приказал уряднику:
– Возьми с собой двоих, и факелы. Езжайте по дороге на Гуниб. Сыщите там лошадь подполковника Таубе. Ещё где-то на тропе лежат его «винчестер» и мои седельные чемоданы; их подберите.
– Что случилось, ваше высокоблагородие? – встревожился Недайборщ.
– Нас обстреляли по дороге в аул. Подполковник получил контузию в шею. Сейчас он у доктора. Опасности нет.
– Опять засада! – сжал крепкие кулаки урядник. – Не всех, значит, давеча перебили!
– Не всех. Ну, иди, возьми всё с тропы, покуда местные не растащили.
– Есть!
Недайборщ с двумя казакам уехали, а Лыков отправился в офицерскую половину. Артилевский и Ильин в одних рубахах сидели за столом. Перед ними стоял сосуд с кизляркой, валялись куски хлеба, сыра и смятые банкноты.