Пуля с Кавказа
Шрифт:
– А… вот столько рублей можно? – Аль-Гани показал пять пальцев.
Лыков сделал вид, что задумался.
– Ты хочешь целых пять рублей? Ну, за такие деньги тогда расскажи нам всё, что знаешь об абреках. Сколько их? Где стоит их лагерь? Какие там выставлены караулы? Кто в вашем ауле служит им? Начинай.
– Дайте деньги вперёд!
Коллежский асессор выдал горцу пять серебряных рублей. Тот полюбовался ими, сунул в карман бешмета и сказал, воровато оглядываясь:
– Наконец-то я действительно Аль-Гани! Теперь об качагах. Ружей у них больше, чем у человека пальцев на руках и ногах…
Туземец рассказывал минут десять, после чего сел на осла и отправился обратно в свой аул. Таубе дал ему отъехать, а потом спросил:
– Как ты догадался, для кого эти голуби?
– На Кавказе считают, что
– Не знал. Молодец! Теперь мы впервые можем нанести упреждающий удар.
Из слов Аль-Гани следовало, что всех абреков около двадцати пяти человек. Их лагерь находится на западном склоне горы Аддала-Шухгелымеэр. Там, не видимая ниоткуда, располагается большая котловина необычной формы: сама большая и круглая, а посередине её стоит холм. Как будто шляпа с высокими полями и тульей… Вот на этом самом холме и живут абреки. Местные жители их отчасти опасаются, но и пользуются соседством. Продают фураж, провизию и носильные вещи. А те расплачиваются добычей. Недалеко от стоянки, в склоне волшебной горы, находится пещера. Та самая, в которой живёт джин. Поэтому все богосцы обходят эту местность стороной. Сам Аль-Гани никогда не ходил дальше сторожевого поста, а про котловину в форме шляпы слышал от своего деда. Давным-давно, ещё при Ярмуле [126] , в ней тоже укрывался абрек, и дед носил ему туда еду. Попасть в котловину можно по единственной тропе, которая сходит с перевала по левую руку сразу за узким ледником, поверх которого течёт ручей. На расстоянии часа ходьбы эту тропу пересекает стена с проходом; здесь и стоит караул. Что за ним, Аль-Гани не знает. Старика в жёлтой чалме видел единожды. Очень страшный: сверлит взглядом, точно буравом… Малдая видит часто, всякий раз, когда абреки выходят из лагеря на разбой. Он шумный, весёлый и любит выпить. Но тоже страшный: однажды, когда возвращался из набега, вёз в тороках две отрубленных человечьих головы. Ещё из абреков Аль-Гани знает одного, по кличке Ифрит [127] – он большой и ужасно сильный; из других не знает никого.
126
Ярмулем горцы называли А.П.Ермолова, в 1816—1827 г. г. главнокомандующего войсками на Кавказе.
127
Ифрит – один из низших джинов; отличается огромным ростом.
В ауле абреки появляются или по пути в набег и обратно, или иногда приходят за женщинами и для покупок. Заглядывают к двум вдовам, а ещё к Сулейману. Сулейман хитрый и жадный. Он берёт у разбойников ганиму [128] , а взамен даёт им огневые припасы и немного еды. Добычу он потом увозит за Главный хребет и торгует там с большой для себя выгодой. Абреки это знают, не любят Сулеймана, но он им полезен, поэтому его терпят.
Выдержав паузу, Лыков и Таубе вернулись в аул. Все люди были уже размещены. Во дворе старосты горел костёр, казаки жарили на шомполах куски баранины. Уже вечерело. Даур-Гирей бесшумно молился в углу кунацкой, Артилевский курил трубку под навесом, а Ильин записывал что-то в тетрадь.
128
Ганима – военная добыча в войне с неверными.
Таубе объявил, что он даёт сутки отдыха: люди и живой инвентарь должны подкрепиться. Перевал Арида-Меэр всего в шести верстах отсюда; торопиться теперь некуда. Терцы радостно загалдели. Вот боевой народ! Знают, что днями будет схватка, и для кого-то из них, быть может, последняя. Но сегодня у них отдых, и казаки беззаботны…
В четыре часа утра Лыков разбудил барона, они тихо оседлали лошадей и поехали к перевалу. Сумерки усиливались туманом; тропа была едва видна. После долгой езды показался перевал. Неглубокая лощина между двумя кряжами Богосского хребта вся была завалена снегом. В одном месте сумёт [129] был расчищен, и виднелся большой гранитный валун с искристыми, красивыми вкраплениями лабрадорита. В камне кто-то высек площадку, а в ней – углубление круглой формы. В углублении этом, словно в каменном котле, были навалены различные мелкие вещи: пуговицы, патроны, подковные гвозди, мелкие монеты, женские украшения и прочая всячина.
129
Сумёт – сугроб.
– Что это? И для чего ты меня сюда привёз в такую рань? – с любопытством спросил барон.
– Наблюдай пока вокруг, а я пороюсь в этом хламе. Горцы, когда идут за перевал, всегда кладут что-нибудь сюда, чтобы задобрить духов. Очень удобно, чтобы оставить почту.
– Ясно! – подполковник взгромоздился на камень с «винчестером» наизготовку и принялся караулить. А Лыков начал вынимать из углубления вещи по одной и внимательно их разглядывать.
– Есть! – очень скоро сказал он.
Таубе резво спустился с камня и подбежал к нему. Сыщик аккуратно вынул из ржавой гильзы сначала пулю, затем ружейными плоскогубцами извлёк свёрнутый в трубочку кусок папиросной бумаги.
– Тут снова по-арабски. Читай.
Барон развернул листок и перевёл:
– «Уведи их к аулу Цабадагара. Держись в середине. Когда начнётся, падай и притворись убитым». Ну, вот и ладненько! Нужно дать ему возможность забрать почту, а вечером устроить военный совет. Тот, кто предложит идти в Цабадагару, и есть предатель.
– Только нельзя за ним следить! Спугнём.
– Да, в горах наблюдать трудно. А нам и незачем: всё поймём на совете.
Друзья вернулись в аул и снова легли спать.
День прошёл тихо. Казаки чинились, смазывали оружие, выхаживали заморённых лошадей. Офицеры разбрелись по аулу. Вечером Таубе собрал военный совет и открыл его следующими словами:
– Мы пришли на место. Ещё один-два перехода, и встретим противника. Сейчас нужно решить, куда нам идти. Где начать поиски. Ясно, что богосцы помогать нам не станут. Карт данной местности не существует. Прошу каждого из вас доложить свои соображения.
К удивлению Таубе и Лыкова, все трое офицеров высказались за переход в Цабадагар! Первым это мотивировал Даур-Гирей:
– Я весь день ходил по аулу, выспрашивал. Прямо никто не говорит, но намекают, что абреки поместились в котловине Дидо, на той стороне хребта. Между жителями и разбойниками есть хозяйственные отношения. А Цабадагара очень для злодеев удобна: большая, и находится в труднодоступной местности. Они или в самом ауле, или поблизости от него.
– Я согласен с ротмистром, – заявил Ильин. – Лемтюжников – пожилой человек. Трудно представить, что он будет ютиться по пещерам или жить в голых горах, в палатке – здоровье уже не то. Я тоже говорил с жителями аула. Они, конечно, настроены против нас, но простодушны и пробалтываются, если начать их расспрашивать. Надо идти в Цабадагар ночью, с тем, чтобы с рассветом окружить селение. И устроить там повальный обыск. Как найдём следы – угрожать сжечь весь аул за укрывательство. Кто-нибудь, да не выдержит!
Артилевский был не менее категоричен:
– Конечно, нужно идти в Дидо. Жить при волшебной горе совершенно невозможно; ваши разведчики стали жертвами слухов. На такой высоте постоянный холод. Тридцать человек должны истопить за год целый лес – а где его тут взять? Весь Дагестан знал бы о таких значительных поставках дров. Абреки в Цабадагаре или ещё дальше, у самого Водораздельного хребта. Но только не надо никого сжигать! Нас тут просто перережут за такие фокусы. Лучше заплатить за сведения. Самый надёжный способ! Продажная душа всегда найдётся…
– Хорошо, – подытожил Таубе. – Я соглашаюсь с общим мнением. Завтра идём через перевал. До Цабадагары около двадцати вёрст. Палаток у нас нет. Карты тоже нет. Поэтому никаких ночных переходов по незнакомой местности! Выступаем в шесть поутру, чтобы вечером быть на месте. И действовать там будем не мечом, как предлагает Андрей Анатольевич, а златом, как советует Эспер Кириллович. Всё, начинайте собираться.
Так ничего и не выяснив, разведчик и сыщик тоже начали укладываться. Когда уже стало темнеть, Лыков вышел за ограду по малой нужде. Неожиданно за ним увязался Артилевский.