Пушки царя Иоганна
Шрифт:
— Здравствуйте господа, — кивнул я им. — Я доволен вами и принимаю вас на службу.
Безе и де Бессон учтиво поклонились, а поляк лишь яростно зыркнул в их сторону, но ничего не смог сказать.
— Так, поляка с мальчишкой в темницу, а французов в воеводский дом покуда отведите. — Приказал я караульным, — не до них сейчас.
— Сир, могу я задавать вам вопрос? — неожиданно воскликнул один из них.
— Да, конечно, — отозвался я, — правда, не могу гарантировать, что отвечу вам сразу, я теперь несколько занят.
— Сир, почему вы затащили нашу петарду внутрь, а не подорвали ее перед воротами?
— Как вам сказать, месье, все дело в том, что я ужасно люблю все эти взрывающиеся штуки и мне стало любопытно, как она устроена.
— Да, но это могло быть опасно…
— Жизнь вообще чертовки опасная штука, месье. Вы не поверите, но от нее умирают!
Де Бессон с немалым удивлением проводил меня взглядом, а Безе толкнул его в бок и наставительно
— Вот видишь Жорж, я же говорил тебе что герцог, то есть русский царь, понимает в инженерном искусстве и умеет ценить знающих людей!
— Да, вижу, — помотал головой Бессон, — он такой же чокнутый, как и ты Жак!
— Зато богатый.
— Я еще не видел ни единого су, но уже успел стать изменником в глазах поляков!
— Не стоит беспокоиться об этом, дружище. У наших прежних работодателей начались неприятности и им, держу пари, не до нас!
В Можайском кремле, помимо Никольских ворот, устроенных прямо в Никольском соборе, были еще и Петровские ворота, смотрящие в другую сторону. Опасаясь, что гарнизону через них может подойти подмога, гетман отправил туда сильный отряд под командованием Мартина Казановского. Выполняя приказ, польский военачальник еще ночью поднял своих людей и тайком вывел их из лагеря. Укрыв основную часть своих войск за ближайшими холмами, он стал дожидаться развития событий. Поначалу все шло по плану. Прогремевший взрыв и последующие звуки боя, со всей определенностью показали, что осаждающим удалось ворваться внутрь и в Можайске идет бой. Как и ожидалось, на рассвете, из московитского лагеря строем вышел отряд пехотинцев и, перейдя по мосту через речку Можайку быстрым шагом направился по направлению к Петровским воротам. Криво усмехнувшись, Казановский ударил шпорами своего коня и, подняв буздыган, выскочил перед гусарским строем.
— Братья-панове, — крикнул он им, потрясая своим оружием, — покажем москалям, где их место! Вперед, марш-марш!
Те громко выразили свой восторг и, повинуясь приказу, двинулись в атаку. Затрепетали на ветру пестрые значки на гусарских пиках, застоявшиеся великолепные кони понесли вперед своих седоков сначала шагом, затем рысью постепенно переходящей в галоп. Следом за первой гусарской хоругвью развернулась вторая, затем за ними двинулись панцирные и казачьи.
Заметив приближающуюся вражескую кавалерию, русская пехота не запаниковала, а принялась строиться, собираясь дать отпор. Немногочисленные пикинеры стали в центре, а на флангах заняли свое место стрелки с мушкетами. Ведущий свою конницу в атаку Казановский, отметил с досадой, что, не смотря на обычные русские кафтаны, эта пехота обучена по-европейски. А еще у них было две небольшие пушки. "Впрочем, это вам не поможет", — успел подумать поляк, прежде чем они успели выстрелить. Врезавшиеся в польскую лаву, картечные залпы оказались неожиданно болезненными. Особенно от нее пострадали лошади, но и многие храбрые шляхтичи повылетали из седел нафаршированные чугунными пулями. Впрочем, гусары лишь плотнее сомкнули свои ряды и, стиснув зубы, продолжали двигаться на неприятеля. Казалось еще мгновение, и они сомнут, растопчут дерзнувших стать у них на пути, но русские пушкари в который раз успели удивить их своей скорострельностью. Еще один залп ударил практически в упор, а вслед за этим стрелки разрядили свои мушкеты и в тех, кому посчастливилось уцелеть, врезался плотный рой свинца. Идущая первой гусарская хоругвь оказалась практически выбитой, но идущая за ней следом почти не понесла потерь и с яростью обрушилась на ощетинившуюся пиками баталию. Большая часть мушкетеров успела укрыться, пройдя сквозь строй своих товарищей, а те, кому повезло меньше, спрятались им под пики. Пока кавалеристы и пикинеры с воодушевлением кололи и рубили друг друга, стрелки взявшись за сабли и бердыши, подрубали ноги гусарским коням, пытались стаскивать седоков из седел или заколоть ударом кинжала под кирасу. Отчаянная схватка кипела и у орудий. Поскольку у пушкарей не было ни пик, ни мушкетов, они дрались банниками, гандшпугами и вообще всем, что подвернулось под руку. Большая часть из них была тут же вырублена, однако они дорого продали свои жизни. Тем временем отступившие назад мушкетеры успели перезарядить свое оружие и, не дожидаясь команды, принялись ссаживать гусар и панцирных одного за другим выстрелами в упор. К такой подлости паны-братья явно оказались не готовы и напор их несколько стих.
Бедственное положение пехоты не осталось незамеченным. Со стен Можайского кремля ударили пушки, а из русского лагеря к ним на помощь вышли рейтары. Быстро развернувшись, первая шеренга взялась за карабины и, дав залп по ближайшим к ним противникам, бросилась в атаку. Хотя кони русских рейтар и уступали чистокровным скакунам поляков, они были свежими и в мгновение ока донесли своих седоков до места битвы. Кроме того, как не приучал я подчиненных Никиты к сложным перестроениям и слаженной стрельбе из пистолетов, любимым видом боя для них оставалась сабельная рубка. С диким ревом налетели они на панцирную хоругвь и тут же продемонстрировали, что слухи о тотальном
Как оказалось, только что погибавшую русскую пехоту тоже рано было списывать со счетом. Избавившись от верной гибели и переведя дух, солдаты, повинуясь приказам немногих уцелевших начальных людей, сомкнули ряды и медведями поперли на ненавистного противника. Орудуя длинными пиками как рогатинами, они принялись разить своих противников одного за другим. Те же, у кого не было пик, кидались на врага с бердышами и саблями или стреляли из мушкетов. Зажатые между пехотинцами и рейтарами гусары оказались в ловушке. Первыми бросать оружие и сдаваться на милость победителя стали почтовые. Однако их противникам, озверевшим от пролитой крови, было не до милосердия. Бросивших сабли слуг рубили так же, как и продолжавших отчаянно сопротивляться шляхтичей, и лишь немногим удалось спасти свою жизнь бегством.
Однако поляки ввели в бой еще далеко не все силы. Быстро сообразивший, что гусары попали в беду, Казановский двинул в бой еще по две хоругви панцирных и казаков. Судьба сражения опять заколебалась на тонкой ниточке. Я в этот момент стоял на стене, наблюдая за ходом сражения и время от времени давая указания пушкарям. Впрочем, стрельба их была не слишком результативной, хотя несколько ядер весьма изрядно проредили польские ряды. Сначала я не собирался лезть в драку лично, по крайней мере, не на этом участке. Но болезнь, так некстати сразившая Пожарского, спутала мои планы. В тесноте Можайского кремля стояли наготове три сотни поместной конницы, которые должен был повести в бой прославленный воевода. Вообще, это был его бой, а я, убедившись, что все идет по плану, собирался вернуться в лагерь и руководить сражением оттуда. Но оставшиеся без начальства командиры сотен увлеченно собачились на тему у кого род древнее и борода гуще. И надо же было князю Дмитрию Михайловичу захворать!
— Эй, служивые, — крикнул я сотникам, спускаясь по лестнице, — есть среди вас такие, что знатнее меня?
— Государь… — пробежал шепот по рядам поместных
Надо сказать, что сегодня я против обыкновения нарядился не в обычные свои рейтарские латы, а в парадный доспех, подаренный мне после завершения Кальмарской войны датским королем Кристианом. Обильно украшенные золотой насечкой, они прямо говорят, что перед вами ни кто попало, а целый герцог. Ну, да, корона на шлеме — герцогская, с зубцами и земляничными листьями. Как-то вот не озаботился переделкой, да и как? Королевская теперь вроде не по чину, я же как-никак царь, а каким образом на нее шапку Мономаха пристроить… кстати, о шапке или точнее венце. Он по идее сейчас у Владислава, вместе с другими регалиями, взятыми для венчания на царство. Я, конечно, наговорил перед боем Модзалевскому всякого вздора, типа нет мне до титулов никакого дела. Оно вроде так, а только пусть царскую регалию вернут. Историческая реликвия как-никак! Но это все дела будущего, а сейчас главное что в этих доспехах меня хорошо видно, а в тонкостях европейской геральдики мои подданные не слишком-то разбираются.
— Коня мне!
Повинуясь приказу, рынды с податнями тут же подвели мне Алмаза и помогли взобраться в седло. Застоявшийся конь, радостно забил копытом и сверкнул огненным глазом в сторону остальных представителей конского племени.
— Вот что, разлюбезные мои подданные. В бой вас поведу я. Бронь мою издалека видно, так что следите. Кто не оплошает — того пожалую, кто отстанет — не взыщите!
Не ожидавшие такого поворота поместные ошеломленно молчат, и только какой-то совсем молодой парень, в немного съехавшем набок шлёме, срываясь на дискант восторженно орет:
— Веди, царь батюшка, не подведем!
Его порыв тут же поддерживают остальные и дружно кричат не то ура, не то многая лета. Рынды и податни после последнего моего приключения в редуте стараются не спускать с царя глаз, тут же прыгают в седла и занимают места следом за мной. Снаряжены они как кирасиры, собственно они и являются первой ротой кирасирского полка. Правда, сейчас со мной всего два десятка человек, но ребята храбрые хоть и молодые. В крайнем справа узнаю Петьку Пожарского. Надо бы спросить как отец, но раз оставил, значит жив. Велеть вернуться к нему, все равно, что нанести кровную обиду.