Пушки и колокола

Злотников Роман Валерьевич

– Во, дела, – поразился Николай Сергеевич, глядя на русский аналог рикш. – Ловко! – проводив взглядом унылый экипаж, взял на заметку пришелец.

Ведь действительно, невесело в княжестве было Московском. Кору с деревьев обдирать, конечно, не начали, но лошаденок уже забивали даже и те из хозяйственников, кто покрепче на земле стоял. Так Булыцкий, выругавшись, сам уже пару раз выезжал к горемыкам этим, чтобы обмен предлагать: провиант за самых крепких тягловых.

– Зачем? – не поняли князья.

– Ломовых выводить буду, ежели поставить куда дашь! – оскалившись, огрызался пенсионер, вспоминая русского тяжеловоза.

– Богат, что ли, стал?

– Орудия,

что ли, не нужны? – вопросом на вопрос отвечал преподаватель.

– Ты, Никола, честь знай! Вон уже серебра извели сколько, а орудия все твои – лишь те, что из колокола отлили.

– Так я и сразу говаривал: ведать не ведаю, как сробить! Вон, как с селитрой, на ощупь иду. Той зимой, когда домну ладили, на том и сошлись, что еще одна будет! Нам хоть сразуметь, как оно все делается, так и то – слава Богу!

– И? Сразумели, что ли?

– Сразумели, что печь мощнее должна быть. А чтобы так, меха больше и лошаденки крепче! Вон, те, что по кругу ходят, – дохлые! А мне – тяжеловоз надобен. А его вывести, лишь самым крепким случки устраивать да потомство сильное взращивать. На то мне и лошадки; не что ни попадя, а крепкие самые.

– Ну, и сколько надобно тебе?

– Пар хотя бы шесть.

– Три получишь, – чуть поразмыслив, отвечал Владимир Андреевич, – и место в боярских конюшнях.

– Мало.

– И на том слава Богу! А недоволен ежели, так и вообще с кукишем останешься.

– По-твоему будь, – понимая, что спорить – бесполезное дело, поклонился в ответ пенсионер.

– Нашел чем маяться, – фыркнул в ответ князь.

У Николая Сергеевича же на тот счет свое виденье было. Уже и ясно стало, что придется пушки таскать с места на место. И ладно бы, если то – со стены на стену. А как в поле врага встречать? На руках, что ли, переть их?

В общем, согласили князья в очередном эксперименте Николаю Сергеевичу. Благо за спиной последнего будь здоров уже сколько диковин ладных было.

Валенки, вон, повальную популярность приобрели! И тепло, и народ при деле. И плинфа как пошла! Люд, что побогаче, разом оценив преимущества печей каменных над очагами, стали заказывать себе в дома; вот еще и мастеровым прибыль, и в казну доход, на который уже потянулись в соседние земли караваны купцов – зерно покупать. А с ними в охране – ратники опытные. Дороги-то неспокойные нынче.

Даже производство фанеры – ну совсем неожиданный успех пришельца – и то по княжьему повелению на широкую ногу ставилось. Переселенцы надо, чтобы при деле были, да дружина – при чудо-щитах во весь рост. Легких, да непробиваемых! А тут еще пусть шаткий, но успех потешников – с наукой военной ознакомленные да еще – и в детинцах! Честное слово, было чем гордиться Николаю Сергеевичу!

Окрыленный размышлениями своими, пенсионер буквально влетел в горницу, где воеводы стянувшиеся уже сосредоточенно обсуждали план предстоящей кампании.

– Доброго всем здравия, – с порога поклонился визитер.

– И тебе не хворать, – пробурчал в ответ князь, не отрываясь от обсуждения. – Ты пока посиди. – Пожилой человек устроился в уголку, втайне сожалея, что не сповадился добежать ни до печи доменной, ни до казарм уже почти возведенных, куда помаленьку начали стягиваться созванные с окрестностей мальцы, которым предстояло теперь расти вместе с Василием Дмитриевичем, ратных дел хитрости постигая да сил набираясь для будущих побед великих.

Совет затягивался, и видно было, что здесь главный – Владимир Андреевич. Именно он, выслушав мнения, выносил окончательный

вердикт, поясняя, в случае необходимости, почему оно так правильней. Наблюдая за происходящим, преподаватель не смог не усмехнуться, вспомнив примерно аналогичное действо в кабинете директора Краснознаменской школы. Ох, каким убогим теперь казался директор, вечно тикающий даже от в разы более простых решений, но при этом держащийся несоизмеримо высокомерно и дерзко. За наблюдениями и не заметил, как носом клевать начал и как наконец заснул. И лишь грохот распахиваемой двери привел пришельца в чувства.

– Гонец прибыл от Ягайло! – ворвался в горницу молоденький дружинник.

Глава 4

– Пусть войдет. Негоже, чтобы на дворе. Послушаем, что глаголить будет, раз все здесь, – усмехнулся Дмитрий Иванович. – А пока – баню стопите. Глядишь, – усмехнулся правитель, – и не с дурными вестями явились.

Дружинник, коротко склонившись, исчез, и уже через минуту в горницу вошел невысокого роста худощавый человек в добротных кованых доспехах такого качества, что даже Булыцкий, далекий от дел ратных, невольно залюбовался.

Оглядев присутствующих, гость, воздав необходимые почести, обратился к мужам.

– Брат Великого князя Литовского – Сигизмунд Кейстутович, – чуть гортанно, но при этом так, что и Булыцкий мог понять его, представился гонец. – Весть для Великого князя Московского от Великого князя Литовского – Ягайло!

– Мое почтение великому Ягайло, – кивнул в ответ Дмитрий Иванович. – Если Великий князь Литовский гонцом присылает своего брата, знать, и с делом великим? – Вместо ответа Сигизмунд обвел взглядом всех присутствующих, словно бы решая: а стоит ли говорить или нет. Поняв причину беспокойства гостя, Дмитрий Донской негромко распорядился, отпуская воевод. – А ты, Никола, здесь будь, – правитель жестом остановил также поднявшегося Булыцкого. Дождавшись, когда помещение опустеет, правитель вновь обратился к гонцу. – Нет здесь чужих, – видя колебания Сигизмунда, твердо проговорил Дмитрий Иванович. – Те лишь, кому князь как себе доверяет: Владимир Андреевич да Никола Сергеевич. Родственники да советчики мудрые.

Еще раз осмотрев присутствующих, Сигизмунд извлек из сумы свиток и, торжественно развернув, принялся зачитывать сообщение, суть которого сводилась к тому, что сердце Великого князя Литовского Ягайло обливается кровью, видя, как наделы родственников, подобно братьям, оба грязнут в распрях и усобицах. Великий князь Литовский обливается слезами, понимая, что, раздираемые внутренними противоречиями, великие земли слабнут перед внешними ворогами, вместо того чтобы, подобно Дмитрию Ивановичу и Владимиру Андреевичу, ладить новый мир. Еще Великий князь Ягайло, видя, как сосед сумел рукою твердою недругов усмирить да вокруг сердца княжества великого – Москвы объединить, в знак уважения преподнести желает семьсот рублей серебром. Ведь родственникам [48] не годится оставлять друг друга в беде, и святой долг – всячески помогать и поддерживать. Потому и просит Великий князь Литовский соизволения прибыть вместе с братьями своими Свидригайло да Корибутом в Москву за советом мудрым, наставлением старшего брата.

48

Владимир Андреевич был женат на дочери рода Гедеминовичей, к которым относятся и Витовт с Ягайло.